Беспокоило Нельсона не только здоровье. Условия, на которых английское правительство готовилось заключить мир с французами, представлялись ему неприлично выгодными для противника. За что же тогда Англия боролась все это время? «Пусть сейчас у нас мир, но я считаю, все французы должны жариться в аду». Кроме того, Нельсону не давали покоя толки относительно его неудачи в Булони, повлекшей якобы слишком много ненужных потерь. «Дьявольские козни продолжаются, — писал Нельсон в адмиралтейство. — Все идет в ход, вплоть до расклейки газет на улицах Диля с целью восстановить матросов против Нельсона, готового повести их на бойню… То же самое в Маргейте — стоит сойти людям на берег, как отовсюду слышится: «Неужели вы снова пойдете на убой?» Об этом толкуют в кают-компаниях, среди мичманов и так далее… Судя по всему, я теперь не слишком-то популярен среди офицеров и матросов… Всерьез полагаю, лучше бы мне оставить нынешний пост».

Не забывал Нельсон и о доме в Мертоне, о расходах на покупку и ведение хозяйства. Отчет маркшейдера оказался убийственным: «Дом хрупкий, перекрытия старые, места мало, почти негде уединиться, отдохнуть». Поблизости — общественные дороги, почва истощена, вода в канале грязная, практически черная, местность сырая, в общем, заключает маркшейдер, благородному семейству здесь делать нечего, лично он впервые сталкивается с таким неуютным местом. Да, но Эмма сердцем прикипела к нему, и если, пишет Нельсон, после «всех (своих) трудов на благо страны» он не может себе позволить купить его, «пусть все катится к черту, (он) уходит в отставку». Эмма должна стать «Верховной Правительницей всех земель и вод Мертона, а мы все — твои гости, обязанные подчиняться любым законным распоряжениям». Поскольку Нельсон отказался принять от сэра Уильяма деньги на все, кроме доли в текущих расходах (когда таковые появятся), дом полностью обустраивается им. «Тебе я могу сказать, — пишет Нельсон Эмме. — Душа моя слишком велика для моего кошелька, и все же я всерьез желаю купить все для дома сам, вплоть до простынь, полотенец и т. д.». Нельсон ясно дал понять — он не хотел бы выделять помещений для книг сэра Уильяма и тем более его слуг. Иметь дело с адвокатами, агентами, прежним владельцем, который упорно не желал выезжать из дома, Нельсон предоставил Эмме, однако же неустанно бомбардировал ее поручениями: смотри, чтобы тебя на обвели вокруг пальца; оба берега канала надо обнести сетками, а то Горация, не дай Бог, свалится в воду; не забудь напустить в канал рыбу, только не всякую, с выбором, ведь не зря сэр Уильям, а он в этих делах дока, говорит, будто «одна порода истребляет другую». Эмме также следует научиться сдерживать себя при виде уволенных со службы матросов, ибо «по своей доброте она любого нищего в дом впустит». Ну и конечно, надо держаться подальше от принца Уэльского. «Уверен, людей королевской крови ты в свой дом не допустишь, — говорится в одном из писем. — Таких наглецов свет не видывал». И в другом: «Еда у нас будет простая, но вино хорошее, и для друзей двери всегда открыты. Но никто из великих не потревожит наше мирное жилище. Ненавижу их всех… Обратим мысли к нашей славной ферме. Что бы ты там ни сделала, все будет правильно и хорошо… Можно избавиться от нынешней мебели и купить новую, а старую на этих днях отправить в Бронте».

«Обожаю свинину и домашнюю птицу, — говорится в очередном пространном письме. — Овцам, конечно, нужна трава… Надо бы купить книгу по фермерству… При тебе любая живность будет размножаться, ведь ты вряд ли пустишь кого-нибудь на убой… Смотри только, чтобы животные никуда не разбегались, в это время года от них земле одна польза… А церковь в Мертоне есть? Мы должны подавать пример добропорядочности местному люду… Покупать будем тоже у местных, зачем нам приезжие (впоследствии Нельсон будет с удовольствием повторять их ласкающие слух пасторальные имена: мясник Гринфилд, конюх Пиртри, москательщик Вудмен, сыровар Уайлд, торговец спиртным Стоун, наконец, Футит — «солод, хмель и т. д.»), и постараемся сделать так, чтобы они нас своими заботами не обходили»[46].

Письмо от сэра Уильяма, отправленное через несколько дней после того, как они с женой отпраздновали новоселье, убедило Нельсона в правильности выбора, невзирая на доводы маркшейдера.

«Мы живем в доме Вашей светлости уже несколько дней, так что могу говорить более или менее уверенно. Я довольно давно живу с нашей дорогой Эммой. Знаю ее достоинства, могу судить об уме и сердце, которыми Всевышнему было угодно наградить ее; но только моряк способен предоставить прекрасной женщине право выбора и благоустройства дома, даже не видев его. Вы счастливчик, ибо, на мой взгляд, места, больше бы соответствовавшего Вашим вкусам, да еще такого дешевого, Вам не найти ни за что… Близость к столице и в то же время уединенность — вот достоинства, которые наверняка оценит Ваша светлость… Вам остается лишь не мешкая приехать и самому в этом убедиться. Вокруг фермы можно славно гулять по сухой дороге длиною примерно в милю. Вы позабавитесь, увидев, как Эмма с матерью возятся в хлеву и курятнике. По каналу уже плавают утки, и петух горделиво расхаживает в сопровождении кур по дорожкам. Намеренье Вашей светлости напустить в канал рыб весьма мне по душе. Даю слово, уже через несколько месяцев, стоит Вам только глазом моргнуть, и на столе появится отличное рыбное блюдо».

Явно воодушевленный его письмом, Нельсон восторженно писал Эмме, как они спустят лодку на этот канал, названный им, как и щенок, ей подаренный (только в латинском написании), Нилом. «Вот смеху-то будет, дорогой мой друг, посмотреть, как ты гребешь! Красавица Эмма катает на лодке однорукого адмирала — хороший сюжет для карикатуры. Пожалуй, я бы поставил индейку, зажаренную фермерской женой, против гастрономии миссис Нельсон».

Еще совсем недавно Нельсон упорно обсуждал в переписке с Эммой перспективы поездки в Бронте и даже отправил Уильяма Хоста на Сицилию с грузом различных садово-огородных инструментов — тачек, плугов и так далее. Но теперь все его мысли и надежды на будущее устремились исключительно к Мертон-плейс. Ему не терпелось увидеть дом и усадьбу собственными глазами, и вот однажды, октябрьским утром, это произошло. Эмма места себе не находила от радости. «Он выглядит лучше, чем я ожидала, — писала она невестке Нельсона Саре. — Мы все так счастливы, просто слов найти не могу. Поверь, у меня сердце из груди выпрыгнуть готово, когда вижу его здоровым и благополучным на берегу, на якоре в моей гавани, хотя я так и не должна говорить — в моей». Предполагалось выпрячь лошадей и пронести экипаж Нельсона к дому на руках через триумфальную арку. Но приехал Нельсон раньше, чем ожидалось, и в результате его никто не встретил. Он даже не мог показать кучеру дорогу к дому.

Но, наконец добравшись, пришел, как свидетельствует леди Гамильтон, в полный восторг от своего приобретения. Он все ходил и ходил по дому, то и дело восклицая: «А что, это тоже мое?» Изнутри жилище походило — или скоро будет походить — на нечто вроде музея адмиральской славы. Портреты, памятные подарки, трофеи былых побед… В холле рядом с топ-мачтой французского флагманского корабля, захваченного на Ниле, стоял бюст героя. Повсюду были развешаны картины с эпизодами из других сражений, модели кораблей, флаги, копии грамот, обрамленные карты, планы, лоции.