Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настойчивый интерес Стива к президентским кошмарам вначале озадачил Поля, но постепенно кое-что начало вырисовываться: Ришсем кого-то или чего-то до чертиков боялся, из-за чего-то постоянно нервничал. Его кроткие и плодородные жены тут ни при чем. Он изъяснялся туманно, недоговаривал, поэтому женщины думали друг на друга, в то время как речь шла о неком неизвестном компоненте. Уравнение с иксом.
После допроса Стив взял Мею за руку, и они исчезли. Поль еще не успел стянуть маску, когда Стив опять появился в салоне яхты:
— Я оставил ее в комнате Эмфиды, там никого не было. Будем искать Элану.
Мея сказала, что Элана с тремя детьми исчезла из президентского дворца еще до того, как сама она отправилась в Приют кротких вдов. Элана опасалась, что Стив Баталов прилетит на Манокар, чтобы отомстить за Тину Хэдис; она и другим вдовам Ришсема советовала спрятаться. К счастью, Мея припомнила, что несколько раз Элана упоминала в разговорах Маледок — город в Южном Акансе, где живут ее престарелые родители.
— Теперь в Маледок?
— Куда же еще… — пробормотал Стив. Во время допроса он казался бесстрастным — андроид с пластиковым лицом, а сейчас выглядел измученным. — Мы как крысы в лабиринте…
— Рано или поздно мы доберемся до того, кто этот лабиринт построил.
Поля до сих пор не отпустила эйфория, наступившая после того, как он снял гелевый корсет, обрезал длинные волосы и снова стал самим собой. К эйфории примешивалось постепенно угасающее мрачное возбуждение: остаточный эффект существования Поля в качестве Черной Вдовы. Он решил, что больше не будет пользоваться этой личностью.
Несанкционированное применение полицейского шокера (четверо пострадавших), один труп… Генерального инспектора-попечителя Приюта кротких вдов убил Стив (остановил сердце — он пользовался этой способностью крайне редко и неохотно), в то время как Поль всего лишь разыграл пантомиму, но решение они приняли вместе. Генеральный инспектор-попечитель Сепинал формально не был убийцей, однако за годы своей службы на прежних должностях прикончил несколько десятков человек: по его приказам провинившихся насмерть забивали электроплетью, как отца Ивены. Поль считал, что они со Стивом убили Сепинала за дело, и не чувствовал угрызений совести, и все-таки быть Черной Вдовой ему не понравилось.
Если все созданные им производные личности — частицы его самого, то получается, что эта жестокая бестия с хвостом и клыками тоже находится в нем и всегда была в нем, просто до сих пор он об этом не знал. Хвост и клыки — это реквизит, а как насчет остального? Жестокость Вдовы, ее холодная инфернальная радость по поводу всеобщей паники в зале… И это был он, Поль Лагайм?
«Ладно, Вдову я заархивирую… Жалко, что стереть нельзя».
Он уже усвоил, что однажды созданные личности не стираются. Они могут находиться в пассивном состоянии и никак на тебя не влиять, но заставить их без остатка исчезнуть невозможно — во всяком случае, Поль не знал, как это делается.
«Хорошо, что я не стал учиться у Стива. Пока у меня нет полного контроля над собой — включая Томека, Полину Вердал и Черную Вдову, — об этом лучше даже не мечтать. Правда, с Томеком и Полиной проблем никаких, зато Вдова — ей только дай волю! Больше я ее наружу не выпущу. Погуляла разок, и хватит».
— Поль, — окликнул Стив, — собирайся на экскурсию. В Маледок.
— Мы до вечера вернемся?
— До какого вечера? Здесь, в Змеином океане?
— В Оржиме. Я должен попрощаться с Ивеной.
Никаких перемен. После Стайсина дежурил Фелад, потом Ури, которому Фелад строго-настрого запретил подходить к пленникам. Тот и не подходил, даже не смотрел в их сторону, чтобы не соблазняться. Под сумрачными сводами рахады день и ночь ничем не отличались друг от друга. По расчетам Тины, время близилось к полудню. Фелад и Стайсин проснулись, опять началось богослужение: длинные экспрессивные речитативы с припевами-восклицаниями на три голоса.
— Ты связана?
Тина вздрогнула от неожиданности. Лиргисо очнулся, да еще и заговорил по-манокарски! Хотя к черту Манокар, у нее сейчас более насущная проблема: как бы уцелеть.
— Вроде того. — Она тоже ответила по-манокарски. — Неужели не помнишь?
— Нет. — Лиргисо попытался принять сидячее положение, но не смог, мышцы затекли. — Они связали нас, пока я спал?
— Не совсем так. Тебя связали эти ребята, а на меня надел наручники один мерзавец, который после сверхдозы боевых стимуляторов ничего не соображал.
— Хочешь сказать, я? — уточнил Лиргисо, осмыслив информацию. — Фласс… Помню, как мы ушли от погони, помню посадку. Помню, как я утопил машину… Дальше — провал. Если после сверхдозы принять еще, это чересчур большая нагрузка для мозга. Ты знаешь, что это за сброд?
Тина заметила, что он то напрягает, то расслабляет мышцы — тоже гимнастика, за неимением лучшего.
— Какие-то здешние сектанты с криминальным уклоном.
— Ростки рахады, так они себя называют. Они что-нибудь говорили о своих планах?
— Они идут в Вакану и очень обрадовались — благодаря нам они смогут пройти через Обаг, сэкономив время. Подозреваю, что здесь какой-то подвох.
— Правильно подозреваешь, — вздохнул Лиргисо. — Для одного из нас это смерть. Скормят симпатичному местному хищнику. Того, кто останется в живых, приберегут для следующего раза.
— Если бы ты не додумался надеть на меня наручники, я бы эти ростки уже перестреляла. Да, ты ведь не просто валял дурака, ты спасал меня от попытки самоубийства!
— Ты хотела покончить с собой? — Он прекратил свою гимнастику и уставился ей в глаза — пристально, с оттенком тревоги.
— Вообще-то не хотела, но ты решил, что профилактика не помешает. Вспомнил какого-то своего знакомого из Живущих-в-Прохладе, который ушел во Фласс, а ты не успел его остановить. Наверное, ты сам же его и довел.
— Тина, не надо об этом, — прошептал Лиргисо.
Видимо, угадала.
Он помрачнел и на некоторое время заткнулся. Воспоминания одолели? Или ему неловко за вчерашнее? О своих пороках и преступлениях Лиргисо говорил с удовольствием, другое дело — совершенная в невменяемом состоянии глупость, чреватая фатальными последствиями! По его же собственным меркам это позор. Возможно, ему было стыдно.
Тина прислушивалась к речитативу Фелада: текст иной, чем в прошлый раз, мать-рахаду благодарят за пищу насущную, за касас, за добрые сны, за «непроросших людей», которых можно отдать зобулу в Обаге, чтобы в срок успеть на сокровенный праздник в Вакане. Потом ростки достали припасы и начали завтракать. Тина есть не хотела, но невозможность действовать была хуже голода. Наручники ей не сломать… Выброшенный в кровь адреналин пропадал впустую, время таяло.
Лиргисо все-таки сумел принять сидячее положение и прислонился рядом с ней к «бревну».
— Как ты прекрасна… Пока я был энбоно, люди были для меня привлекательной экзотикой, и лишь после того, как я сам стал человеком, я начал замечать в человеческой красоте множество нюансов. Интересно, правда?