После них осталось в живых около трех десятков людей. Мертвых осталось больше.

Это было последнее ужасное совпадение дня, когда все оборванные концы стянулись узлом, чтобы полностью разрушить мои планы. Это так же точно, как и то, что я хороший и терпеливый человек, не склонный к унынию, — на моем месте другой, более предрасположенный к самолюбованию, справедливо мог бы счесть себя вторым Иовом.

Я торопливо вел председателя по туннелю, назад к сфере. Он быстро разлагался. Половина его лица исчезла, его тело сочилось слизью, выделяя ту самую ужасную зеленую жидкость. Я пытался не запачкаться, но некоторое количество неизбежно попадало мне на кожу, шипя и обжигая, словно кислота. Там, где жидкость попадала на мое тело, от него исходил запах жареной колбасы.

Наконец мы дошли до «Любви», и я попытался затащить старика внутрь. Я услышал, как кто-то бежит за нами. Затем послышался слабый крик:

— Тан!

Конечно, это был Мун, жаждущий мести или чего-то в этом роде. Я пропихнул председателя в зеленую дверь, и мы спустились в зал.

Дальнейшее помнится смутно. Даже сегодня мне стоит огромного труда расположить события в правильном порядке.

Председатель узнал зал сразу же, как увидел, и, надо сказать, отреагировал не так, как если бы вернулся в любимый дом. Возможно, у него это место связывалось с долгим заточением, сферой и околоплодной жидкостью. Ему внезапно отчаянно захотелось уйти отсюда и вернуться на поверхность.

Он проревел что-то вроде «нет», но вязкая зеленая слизь, сочившаяся из каждой поры, уже настолько разъела его внутренности, что вырывавшиеся из его истерзанной глотки слова прозвучали скорее как звериный вой, нежели человеческая речь.

Я героически пытался переубедить его.

— Мистер председатель. Прошу вас. Я могу починить вас. Поверьте мне, это для вашего же блага.

— Наверх! — прорычал он, уже более связно.— Наверх!

— Останьтесь, умоляю вас!

Он, казалось, немного утихомирился, и я подошел поближе, надеясь взять его за руку и увести обратно, в сферу. Вероятно, худшей ошибки я сделать не мог. Одним взмахом того, что осталось от его правой руки (практически обрубок), он ударил меня по лицу и поверг на землю. До сих пор у меня остался след этого удара — багровая отметина на левой скуле величиной примерно с яблоко и таких же очертаний. Ее часто принимают за родимое пятно.

Я лежал беспомощный, не в силах пошевелиться. А председатель, роняя капли ядовитой зеленой слизи, повернулся к двери и внешнему миру. Какой же хаос он еще учинит, прежде чем остановится? Если учесть, что даже малейшее его прикосновение может быть смертельно, цена будет очень высока.

Но я не учел еще одного человека, столь же смертоносного, как и сам председатель.

Согласно позднейшим расчетам, я оказался в главном зале как раз в то время, когда Сомнамбулист вытащил из своего живота последний клинок. Когда меня швырнули на пол, он встал, отряхнулся и направился к нам.

Председатель, разинув рот, уставился на Сомнамбулиста. Он показал на него и прокричал что-то вроде «Господи», хотя с тех пор мне не раз приходило в голову, что он имел в виду совсем другое.

Разбрызгивая зеленую кислоту, председатель, пошатываясь, двинулся вперед и бросился на великана. Сомнамбулист, ослабевший от пережитых испытаний, сначала попятился, но скоро начал давать сдачи, и весьма яростно.

За спиной у меня раздался грохот и звук падающего тела. В поле зрения появился Эдвард Мун, явно намеренный вызвать меня на поединок или представить пред очи правосудия. По счастью, нас обоих отвлекло зрелище куда более ужасное.

К моему удивлению, зеленая жидкость действовала на Сомнамбулиста точно так же, как и на меня, и лицо его кривилось от боли. Мы с Муном могли только смотреть. Казалось, мы наблюдаем схватку двух львов за главенство в прайде,— нет, больше, величественнее — это напоминало битву двух древних рептилий, мегалозавров, сошедшихся в первобытном поединке, это были два бога-близнеца, два колосса, сражающихся за судьбы мира.

И тут глазам нашим предстало новое зрелище, еще более ошеломляющее... Поначалу легкий дымок, отдаленное волнение воздуха, затем вращающаяся, мерцающая вспышка света, и наконец, в футе от того места, где, оцепенев, застыли мы с иллюзионистом, материализовались Старосты. В руках они держали четыре дурацкие динамитные шашки — вроде тех, что рисуют в газетных комиксах. Большие красные бруски с огромными фитилями, разбрасывающими искры.

О, скажете вы, они же не взорвутся! Взрывчатка выглядит не так, это просто смешные рисунки ради детской забавы.

Конечно, вы имеете право на собственное мнение, но я там был и смею вас заверить — взорвались они. Хокер или Бун (кто именно — не могу сказать, я растерялся) бросил динамитную шашку в середину зала.

Бросив искрящиеся шашки на пол, Старосты исчезли, оставив за собой кудахчущий смех.

Мун шагнул вперед в надежде, как мне показалось, помочь другу, но было уже поздно. Первая динамитная шашка взорвалась в дальнем углу комнаты, с чудовищным грохотом обрушив половину потолка. Я почувствовал, как содрогнулось все здание, как оно застонало и начало разваливаться. Густые тучи пыли почти застили зрение, но, насколько я мог видеть, великан и старик не обратили на взрыв внимания и продолжали бой.

Мне не стыдно признаться в том, что я взял ноги в руки и пустился удирать по туннелям наружу. У меня много недостатков, но я по крайней мере знаю, когда можно свести потери к минимуму.

Последнее, что я увидел, обернувшись, были председатель и Сомнамбулист, два сцепившихся в смертельной схватке чудовища, окутанные изумрудными миазмами. Совершенно не представляя, что делать, на них смотрел Мун.

В конце концов он тоже бросился бежать, хотя, возможно, дождался второго взрыва. Позднее он утверждал, что, прежде чем зал полностью обрушился, кислота председателя начала проедать камень и соперники стали погружаться в землю, как в зыбучий песок. Он звал Сомнамбулиста, но великан молча сражался, и у Муна не осталось иного выхода, кроме бегства. Иногда мне становится интересно, что же он мог кричать перед тем, как обрушился потолок, какие последние слова мог сказать и что бы ему ответил Сомнамбулист, если бы заговорил.

Я знаю только, что Мун выбежал наружу как раз перед последним взрывом. Оглянувшись, он увидел, как у него за спиной штаб-квартира «Любви», все, ради чего я трудился, было навеки погребено под обвалом. Я счастлив, что не видел этого.

Второй раз за этот день я, задыхаясь, выскочил на улицу. Сражение закончилось, полиция, медики и прочие спорили по поводу того, что делать с трупами и развалинами. Даже пресса начала шнырять вокруг.

Увидев всю эту суматоху, я ощутил внезапную надежду. Я подумал, что еще не поздно бежать и скрыться в этом хаосе. Но мне не повезло. Я ощутил затылком дуло револьвера.

— Сомнамбулист погиб.