Гривен откинулся на спинку кресла в купе первого класса, положил голову на валик. Поезда и все, с ними связанное, мало волновали его. Конечно, вагоны теперь изменились — красное дерево, запах лакированной кожи, — но остались то же ощущение скорости, тот же стук колес, даже те же самые вывески на станциях и вокзалах. Люкенвальде, Биттерфельд, Лейпциг — как вещи, куда-то затерявшиеся, а теперь внезапно попавшиеся на глаза. Все по той же дороге, по которой он в молодости ехал в вонючем вагоне вместе с другими новобранцами — и ему действительно не терпелось попасть на Западный фронт.

Но тот — еще совершенно зеленый Карл Гривен, сопровождавший его повсюду, — на самом деле не очень его заботил. Третье октября. Стоило закрыть глаза — и эта дата представала перед ним огненными цифрами на темном фоне.

Первый понедельник следующего месяца, до него оставалось менее трех недель. И на это число Эрих назначил начало съемок «Любви Лили Хаген». Действо начнет разворачиваться перед камерами. И перед микрофонами. Гривен чувствовал себя еще чужаком в Новом Порядке, связанном с микрофонами, вольтметрами и вакуумными трубками. Так много деталей, которые следовало бы еще уточнить, над которыми следовало бы поработать дома… если забыть о том, что они с Люсиндой взяли на себя и второе, пожалуй, столь же дорогостоящее и трудоемкое задание.

Начальный ход в этой партии надлежало сделать Люсинде. Да, завела она, мы с Карлом решили позволить себе нечто экстравагантное, эдакое, знаете ли, чудо на колесах. Как, дорогая моя, вы не в курсе дела? «Бугатти», Сорок первая модель. Чудовищные расходы, просто непосильные, но у нас есть кое-что в банке, так с какой стати нам мешкать? Да и как знать? Завтра может опять начаться инфляция. Да, уверяю вас, говорила она всем и каждому, от членов совета директоров до уборщиц, скоро все начнут ломать голову над тем, куда вложить деньги.

Гривену пришлось подчиниться, при всей его осторожности, когда он получил по почте чек на тридцать тысяч марок, подписанный господином Дитрихом Баудом из Цюриха, первый чек из обещанных трех. Деньги были переведены из Цюриха Национальным банком Франции через Италию и Южную Америку. Да, Гитлер не зря говорил, что у него имеются экзотические источники финансирования.

— Сами посудите, Эрих. — Или Георг, Tea, Фриц, любой из видных деятелей кинокомпании УФА. — Королевский «Бугатти» для нас с Карлом не просто прихоть, это… капиталовложение. На черный день, на старость.

И, произнеся это, Люсинда принималась весело смеяться. Так же поступал и Гривен (только смеялся он, возможно, чересчур громко), говоря примерно то же самое.

А сейчас поезд прибыл во Франкфурт на двадцать минут раньше положенного, что означало дополнительные двадцать минут ожидания пересадки на Страсбург. В вокзальном баре Гривен выпил несколько рюмок перно, а в промежутках между появлениями у его столика официанта он раскрывал тощий портфель и вновь всматривался в сделанные карандашом и чернилами эскизы.

Но почему у него то и дело возникал импульс оглянуться, не следит ли кто-нибудь за ним? На эскизах — от одного бампера до другого — каждая линия свидетельствовала о профессиональной выучке. Ничего похожего на те жалкие каракули, которыми ранее с такой охотой снабдил Гривена Гитлер.

Собственно говоря, проект, набросанный Гитлером, не был так уж чудовищен. Он был… нет, Гривену не хотелось думать на эту тему, подобные мысли слишком его расстраивали. Но то, каким королевский лимузин виделся Гитлеру, свидетельствовало о его астигматизме. В особенности, изображение девушки — Гели? — которое он набросал карандашом на одной из гигантских подножек; фигурка изображена жалко, личика вовсе нет, пропорции искажены, рисунок откровенно дилетантский.

Нет, с такими оригиналами начинать дело было нельзя. К счастью, на студии УФА имелись специалисты, умеющие превратить любую страшилу в писаную красавицу.

Но все они здорово посмеялись — и Хеншель, и Зандер, и весь их персонал из модельного цеха. Ну и ну, Карл, а мы и не знали, что у вас такие таланты! Кто преподавал вам теорию перспективы, уж не Пикассо ли? Гривен не мешал им поднимать его на смех: не слишком высокая цена за ожидаемую им помощь.

Хеншель начал разбираться с каракулями, придавая любой прямой или кривой безупречную законченность, тогда как Зандер раскрашивал рисунки акварелью.

Пучеглазый бронтозавр — так они окрестили машину. Что ж, животное как животное, лишь бы никто не догадался о том, кто на самом деле доводится ему папашей. Гривен с самого начала осознавал, что любой королевский «Бугатти», изображенный на листе бумаги, подвергнется тщательному и безжалостному осмотру воистину уникального специалиста. Но и осознавая это, он постарался оттянуть неизбежное — и поэтому сначала отправился к берлинскому дилеру «Бугатти» — к тому самому, который некогда продал ему Двадцать третью модель.

— К сожалению, Сорок первая модель еще не является серийной. — За этим последовал вежливый, но категорический отказ даже посмотреть на рисунки. — У нас, господин Гривен, даже нет права принимать такие заказы. С любыми вопросами следует обращаться в Молсхейм, лично к Этторе Бугатти. Я слышал, что он хочет лично познакомиться с каждым потенциальным владельцем королевского «Бугатти». — Дилер пожал плечами, давая понять, что ценит постоянных покупателей. — Разумеется, мы можем замолвить за вас словечко.

— Благодарю вас. Но у меня имеются собственные контакты.

Экспресс разогнался, пересек границу и должен был прибыть в Страсбург к вечеру. Приехав, Гривен сразу же отправился в гостиницу «Де Ля Мэзон Руж». Именно ее порекомендовал Элио, он даже зарезервировал для Гривена номер. Сон без сновидений, в котором на время удалось забыть о повседневных заботах, — и вот он уже возвращается на вокзал, едва успев при этом сесть на утренний пригородный, связывающий между собой городки, расположенные в самом сердце Эльзаса.

Рельсы пригородного пути, параллельные магистральному, шли на запад. Гривен вспомнил, как ехал тут, объезжая на Двадцать третьей модели огромные грузовики. Он и на этот раз планировал автомобильную поездку, чтобы предстать перед Патроном обветренным и самоуверенным, но Двадцать третья подвела его внезапной поломкой сразу в трех местах.

Дилер Гривена, увидев эти руины, печально покачал головой.

— К следующей неделе? Исключено. Так вы, говорите, едете в Молсхейм? По личному приглашению господина Бугатти? Как это здорово! — Быстрые переговоры с главным механиком, который полез под капот Двадцать третьей и извлек оттуда полетевшее сцепление. — Не захватите ли вы его с собой, чтобы поменять на месте?

Шоссе меланхолически повернуло в другую сторону, а поезд продолжил свой путь по здешним невысоким горам. Плодоносный край, здесь повсюду растет виноград. С крыш крестьянских домов, то и дело попадавшихся по дороге, поезд провожали взглядом занятного вида керамические журавли. Гривен уже собирался расспросить о них проводника, когда поезд прибыл на нужную ему станцию.

Конец пути. Низкие холмы, в просвете ветвей сикаморы видны дома деревни. Никаких заводских труб и других язв промышленной цивилизации. Да и сам вокзал — всего лишь крытая платформа и скромная вывеска: Молсхейм.