class="p1">– Ты убила его? – спрашивает она, но ответ ей уже не нужен, и она его не ждет. – Софрония доверяла тебе, она верила, что ты поступишь правильно, и ты убила его. Я надеюсь, что за это она вечно будет преследовать тебя со звезд.

– Он не…

Дафна замолкает, пораженная яростью слов Виоли. Она расправляет плечи, стараясь скрыть вспышку страха, промелькнувшую на ее лице всего на мгновение.

– Я не убивала его.

Виоли не может позволить себе в это поверить, не имея доказательств, но маленькая искорка надежды загорается в ее груди.

– А его братья? – спрашивает она, роясь в кармане своего плаща, чтобы достать другое письмо. – Ты уже убила их?

Ледяным взглядом Дафна смотрит на те два письма, что Виоли теперь держит в руках.

– Я была бы очень признательна, если бы ты не рылась в моих личных вещах. Это не очень хороший тон, так ведь?

– А убийство – это хороший тон? – спрашивает Виоли, заливаясь смехом.

– Я никого не убивала, – говорит Дафна, закатывая глаза. – По крайней мере, если не считать самооборону, хотя в твоем случае я испытываю искушение перейти черту.

– О, если бы тебе удалось меня убить, уверяю, что это в любом случае была бы самооборона, – парирует Виоли.

Улыбка мелькает на лице Дафны так быстро, что нельзя заметить ее. Но Виоли кажется, что она успела поймать этот момент.

– В любом случае, – говорит она. – Леопольд жив и здоров. Я знаю, кто он, а он знает, что я знаю, и мы вместе только что спасли его братьев и убили их похитителя. Я полагаю, ты его знала? Анселя?

Виоли чувствует, как кровь отливает от ее лица.

– Ансель здесь?

– Был, – говорит Дафна, пожимая плечами. – Евгения упомянула, что вы двое были… сообщниками.

Виоли не может не фыркнуть.

– Да, уверена, она сказала всю правду и вовсе не пыталась переложить вину и подозрения с себя на меня.

– Разве я сказала, что поверила ей? – спрашивает Дафна. Когда Виоли не отвечает, она продолжает: – Но мы обе знаем, что хорошая ложь всегда содержит частичку правды.

Виоли вздрагивает.

– Ладно, мы были сообщниками почти год назад. Когда я впервые приехала в Темарин и задолго до того, как это сделала твоя сестра. Это было недолго, и когда мне пришлось выбирать между верностью ему и верностью Софи, это было так просто, что едва ли это вообще можно считать выбором. Но Евгения? Они все время были в сговоре, и познакомила их твоя мать.

Виоли наблюдает, как меняется при этих словах лицо Дафны, ждет сиюминутного отрицания и неприятия, как это было в первый раз, когда у них состоялся подобный разговор.

– Ты… веришь мне? – спрашивает Виоли, не смея надеяться, что это так.

– Нет, – огрызается Дафна, но в ее голосе так мало яда, что скрыть появившуюся в нем неуверенность просто невозможно.

Виоли смотрит на Дафну. Смотрит, не обращая внимания на усталость на ее лице, налитые кровью глаза, растрепанные волосы и тот факт, что в этот час она была не в своей постели. Как только она это делает, то не может не заметить, что ее скорлупа покрывается все большим и большим количеством трещин, и об этом свидетельствует все: красные глаза, бледный цвет лица, хрупкость ее лица.

Из всех вещей, которые Виоли ожидала найти по приезде сюда, сломленная Дафна – самое неожиданное открытие.

– Но ты не можешь мне не верить, – говорит Виоли мягким голосом.

У Дафны перехватывает дыхание, и она отводит взгляд.

– Я не могу тебе не верить, – тихо повторяет она, и на последнем слоге ее голос срывается.

Виоли хочет подтолкнуть ее еще дальше. Как такое возможно, что Дафна не видит всех доказательств, если они прямо перед ней? Как она может до сих пор не верить, что ее мать убила Софронию и что она намерена убить Дафну и Беатрис тоже? Это так болезненно очевидно для Виоли, и Леопольд сказал, что Софрония достаточно легко приняла правду. Ее раздражает, что Дафну приходится во всем убеждать. Это как объяснять ребенку, что небо голубое, пока он продолжает настаивать на том, что оно красное.

Но Дафна – это не Софрония. Даже если они выросли в одном мире, с одной и той же матерью, их с ней отношения совершенно разные. Софрония видела в матери худшее, видела в ней злодейку практически всю свою жизнь и относилась к ней как к человеку, которого нужно бояться. Беатрис со своей стороны видела в императрице ту силу, против которой можно восстать, – если не по веской причине, то хотя бы в качестве развлечения. Она тоже была готова к тому, чтоб увидеть правду.

Но Дафна? Дафна не похожа на своих сестер. Виоли знала это еще до того, как встретила девушку, которая сейчас перед ней стоит. Дафна боится не своей матери, она боится ее разочаровать. Она жаждет ее одобрения и ее любви, которые всегда оставались недосягаемы.

Назови Виоли ее дурой, и это не поможет никому из них, как бы отчаянно Виоли ни хотелось встряхнуть принцессу.

Вместо этого она прочищает горло.

– Леопольд и его братья в безопасности? – спрашивает она.

Взгляд Дафны возвращается к ней, и она резко кивает.

– Они в безопасности, – подтверждает она, хотя что-то в ее голосе звучит для ушей Виоли как вопрос. Дафна, должно быть, прочла сомнение на ее лице, потому что она закатывает глаза.

– Утром можешь спросить его сама, – говорит она. – Но пока мы держим его личность в секрете, так что он все еще в комнатах для прислуги. Тебя я тоже устрою там – скажу, что просто не могла обойтись без горничной и послала за тобой. Большинству людей не составит труда поверить, что я на такое способна.

Виоли кивает. Это хорошая идея. Она верит, что Дафна еще не причинила вреда Леопольду или его братьям, но не уверена, что так оно и останется. Если она может оставаться рядом, присматривать за ними и продолжать работать над тем, чтобы переубедить Дафну, то, конечно, она это сделает.

– Кто знает правду о нем? – спрашивает Виоли.

– Ты, я и Байр, – говорит Дафна, и Виоли удивляется последнему имени, как и проблеску нежности в глазах Дафны. Виоли снова думает о том, что девушка сегодня ночью была не в своей постели. Возможно ли, что Дафна больше похожа на Софронию, чем она думала, и что принцесса начала испытывать чувства к принцу, которого ей суждено было уничтожить?

– Клиона тоже подозревает, что он не тот, кем кажется, – добавляет Дафна.

– Клиона? –