Старлинг предстояло дорого заплатить за эту поездку, поэтомуона хотела использовать имевшееся в ее распоряжении время с максимальнойпользой. Ведь если Крофорда совсем отстранят от этого дела, то у нееобязательно отберут удостоверение и тогда уже придется все броситьокончательно.

Так что надо поспешить. Думать сейчас об участи Кэтрин, о еепоследнем часе — значит потратить день впустую. Думать о том, что сейчас с нейделают то, что сделали с Кимберли Эмберг и Фредрикой Биммель, — значитвообще потерять способность мыслить.

Ветер стих, и поверхность воды стала гладкой. Мертвая,грязная река. Только у ее ног все еще крутилось одинокое перышко. Ну ладно.Держись, Кэтрин.

Старлинг закусила губу. Если он ее застрелит, то пустьсразу. Он ведь специалист.

Научи нас любви, научи равнодушию. Научи нас спокойствию итишине.

Она повернулась и пошла вдоль стены голубятни по доскам,уложенным прямо в грязь, туда, откуда доносился стук молотка. Рядом за сеткойбыли голуби, сотни голубей всех размеров и цветов; здесь были и сизари, итурманы, и зобастые с гордо выпяченной вперед грудкой. Птицы расхаживали поклеткам, ворковали, поглядывая по сторонам и покачивая головками, раскрываликрылья, подставляя их бледному зимнему солнцу, и издавали приветственные звуки,когда она проходила мимо.

Густав Биммель, отец Фредрики, оказался высоким худыммужчиной с широкими бедрами и блекло-голубыми глазами в красных прожилках.Вязаная шапочка надвинута на самые брови. Он пристраивал к голубятне еще однуклетку. Сейчас клетка стояла на козлах рядом с сараем. Пока он щурился на ееудостоверение, Старлинг учуяла запах водки.

— Ничего нового я вам не скажу, — заявилон. — Полиция уже была тут, позавчера. Они опять проверяли мое заявление.Все мне прочитали, все проверили. И все переспрашивали: «Это так? Этоправильно?» «Ну да черт побери, — ответил им я, — если бы это былонеправильно, зачем бы мне говорить это еще тогда».

— Понимаете, я хочу выяснить, где он — я имею в видупохитителя, — где он мог увидеть Фредрику. Понимаете, мистер Биммель? Гдеон мог ее выследить. И где он ее похитил.

— Она поехала в Колумбус. На автобусе. Хотелаустроиться на работу в магазине. В полиции говорят, она была там насобеседовании. Но домой не вернулась. Мы не знаем, куда еще она могла поехать втот день. Ваши подняли все квитанции об оплатах по кредитной карточке, но в тотдень она ей не пользовалась.

— Да, о кредитной карточке я знаю. Скажите, мистерБиммель, можно мне осмотреть вещи Фредрики? Они еще здесь?

— Ее комната на верхнем этаже.

— Можно посмотреть?

Он с минуту раздумывал, куда бы положить молоток. Потомсказал:

— Ладно. Пошли.

Стены кабинета Джека Крофорда в главном здании ФБР вВашингтоне были выкрашены жуткой серой краской. Зато здесь были большие окна.

Крофорд стоял у окна, так, чтобы свет падал на открытыйблокнот, и пытался прочесть скверную распечатку, сделанную на этом проклятомматричном принтере, который он уже давно просил заменить.

Он приехал сюда прямо из похоронного бюро и все утроработал, пытаясь ускорить получение из Норвегии зубной карты пропавшего матросапо имени Клаус. Еще он направил напоминание в Сан-Диего, чтобы там поторопилисьс опросом знакомых Бенджамина Распая по консерватории, где он преподавал, ипозвонил в таможенную службу, где должны были проверить все документы,касающиеся нарушений правил ввоза живых насекомых.

Через пять минут после его приезда в дверь кабинетапросунулась голова заместителя директора ФБР Джона Голби, который ныневозглавлял оперативную группу, занятую расследованием дела Буффало Билла.

— Джек, — сказал он, — мы как раз о тебевспоминали. Мы очень ценим, что ты приехал… Ты уже заказал службу?

— Поминки завтра вечером. Служба в субботу, водиннадцать.

Голби кивнул:

— Мы тут собрали деньги в детский фонд ООН… Как тысчитаешь, что нам лучше написать: «в память Филлис» или «в память Беллы»?

— Беллы. Пусть будет «в память Беллы».

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Крофорд отрицательно покачал головой:

— Я решил поработать. Мне так легче.

— Угу, — согласился Голби. Потом, после некоторойпаузы, добавил: — Фредерик Чилтон просит федеральной защиты под стражей. Хочетспрятаться в тюрьме.

— Здорово. Джон, ты кого-нибудь направил в Балтимор кЭверетту Йоу, адвокату Распая? Я тебе о нем говорил. Он наверняка кое-что знаето приятелях Распая.

— Да, сегодня утром направил. И Барроузу сообщил,только что. Директор поставил Лектера в розыск по категории особо опасных.Джек, если тебе все-таки что-нибудь нужно… — Голби поднял брови и руку иисчез.

Если тебе что-нибудь нужно…

Крофорд повернулся к окнам. Из кабинета открывался чудесныйвид на город. Вдали виднелось красивое старое здание, где он когда-то проходилстажировку. Слева находилась бывшая штаб-квартира ФБР. Когда он окончил школу,то вместе с другими выпускниками их привели туда, в кабинет Эдгара Гувера,тогдашнего директора Бюро. Гувер стоял на маленьком ящике и всем им по очередипожимал руку. Это был единственный раз, когда Крофорд видел Гувера «живьем». Наследующий день они с Беллой поженились.

Познакомились они в Ливорно, в Италии. Он тогда служил вармии, а она — в штабе НАТО. Ее звали Филлис. Они бродили по набережным надсверкающей под солнцем водой, и один из лодочников вдруг окликнул ее: «Эй,bella!» И с тех пор она стала для него Беллой. А в Филлис превращалась, толькокогда они ссорились.

Белла умерла. И поэтому даже вид из окон его кабинета долженбы стать другим. Несправедливо, что он остался таким же. Это надо было такое сомной сделать. Взяла и умерла. Бедная моя девочка! Да, конечно, я знал, что этовот-вот произойдет, но как это больно!

Что там ребята говорили об обязательном выходе на пенсию впятьдесят пять? Ты любишь свою работу, но она больше не любит тебя… Он уже нераз видел такое…

Слава богу, от этого его уберегла Белла. И он надеялся, чтоона где-то еще есть и что она наконец не страдает. Он надеялся, что она можетзаглянуть в его сердце.

Зазвонил телефон внутренней связи.

— Мистер Крофорд, какой-то доктор Даниэлсон из…

— Да-да, я помню. — Он нажал на кнопку.

— Слушаю вас, доктор.

— Эта линия защищена, мистер Крофорд?

— Да. Во всяком случае, мой аппарат.

— Вы не записываете наш разговор?

— Нет, доктор. Что вы хотели мне сообщить?