А Ярцев вину за то поражение от Португалии, общаясь с журналистами, взял на себя. Не случилось бы этого, понес бы на игроков – думаю, ни о какой победе в третьем матче над Грецией – пусть в турнирном смысле она для нас ничего уже не решала – не было бы и речи. Достаточно уже было одного Мостового…

* * *

После матча с Португалией мы вылетели досрочно, но оставалась еще игра с Грецией. И ее у будущих чемпионов Европы мы выиграли – 2:1. Моментов создали более чем прилично. Вот что значит – груз психологический спал. Ярцев, который дал поиграть всем, кто до того не был задействован (ни минуты на турнире не провел только третий вратарь Акинфеев), вообще говорил, что по качеству матч с Грецией был даже лучше, чем поединок в Уэльсе. Но в Кардиффе-то решалось все, а в Фару – по крайней мере для нас – ничего…

Для греков, правда, многое. Если бы мы выиграли у них с разницей в два и более мячей, то они оставались за бортом, а в плей-офф вместе с Португалией выходила бы Испания. И мы были к этому близки.

Уже на первой минуте Дима Кириченко, который до того на турнире не играл, забил самый быстрый гол в истории чемпионатов Европы: убежал по центру один на один и дал с носка. Интересно, что во всех трех матчах в Португалии у нас была разная линия атаки. С Испанией на острие был один Булыкин, с Португалией – Кержаков, с Грецией играли с двумя форвардами – Кириченко и Булыкин.

Булыка второй и забил – уже на 17-й минуте. Головой после подачи углового. Греки под самый перерыв один мяч отыграли, но во втором тайме мы должны были забивать, и не раз. Жаль, не получилось. А то ведь потом доводилось читать, будто мы с греками договорняк сгоняли: поражение в один мяч, дескать, их устраивало, чтобы выйти из группы, а Россия хоть с одной победой с турнира уехала. Поражаюсь, какую чушь люди порой выдумывают.

Мы потом с Карякой в «Сатурне» вспоминали один смешной эпизод того матча. В первом тайме Андрей должен был третий забивать, но не использовал момент, и в перерыве Ярцев заменил Карю на Семшова. Но затем, видимо, об этом забыл, потому что в какой-то момент второго тайма начал кричать на поле: «Каряка! Каряка!» И тут вспомнил, что Андрея на поле уже нет, и с досады рукой махнул.

Организационных проблем на том чемпионате у нас особо не было. Разве что с питанием. Из России привезли известного повара из ресторана «Царская охота», что на Рублевке. Но не знаю, как он в России мог творить кулинарные шедевры, если у нас еда была, мягко говоря, не особо. Очень однообразная. При том что жили у моря, за двадцать дней всего однажды морепродукты были. Зато гречка, макароны, каша с утра – это ежедневно. Разве что фруктов было много.

Мы уже в какой-то момент начали над этой едой смеяться. Но потом смех перешел в раздражение. Помню, на обеде в день игры Влад Радимов взял макаронины и в стену кинул – те к ней приклеились. Продолжения инцидент не имел, поскольку никого из тренеров и начальства в этот момент в столовой не было и никто ничего не узнал. Начальники – они в основном в Русском доме питались, где подавали черную икру и все остальное…

Нет, ладно, в день игры одно и то же – там все по науке, понять можно. Но в другие-то дни почему? Знаю, что и у хоккеистов на зимних Олимпиадах такое недовольство было, и это отвлекало от дела. И надо не говорить – мол, спортсмены зажрались, – а продумывать все такие детали. Черную икру никто не просит, но мы же не роботы, чтобы три недели есть одно и то же!

Но других организационных проблем и тем более скандалов не было. Читал, например, что в 90-е годы в сборной бывали косяки с экипировкой – ребятам черт знает что вместо формы привозили. В те времена главная беда состояла в том, что больше чем полкоманды играло за границей и там они привыкли к уважительному отношению и выполнению обязательств, а у нас все еще было как в Советском Союзе, когда руководство не считало игроков личностями. Отсюда и все конфликты.

Я оказался в сборной уже в другое время. На Евро платили за каждое очко, и достаточно щедро. Ничего не изменилось и после того, как мы досрочно, после второго матча, вылетели. Ну и правильно: после драки кулаками не машут. На берегу договорились – надо выполнять. А вот если бы после двух поражений нам сказали: нет, мол, ребята, условия переигрываются, – всякое могло бы начаться.

С Грецией почему еще так прилично сыграли – премиальные-то за победу никто не отменял. Лично я (а мы с Аленичевым оказались единственными в команде, кто провел на поле все три матча по 90 минут) получил за этот турнир – за участие плюс победу над греками – 120 тысяч долларов. В Португалии еще до начала турнира у нас было собрание, гендиректор РФС Тукманов предложил такой вариант. Никаких возражений не последовало…

Нам рассказывали, что за Европу денег всегда игрокам дают больше, чем за мир. По крайней мере, так было раньше, когда на чемпионатах Европы играло шестнадцать команд (теперь-то – двадцать четыре), а на мировых первенствах – тридцать две. Деньги командам-участницам от УЕФА делятся на меньшее число команд, чем от ФИФА, вот и получается большая сумма.

Что происходило в обратном самолете из Фару в Москву, не знаю, потому что остался в Португалии. В Лиссабоне у Овчинникова дом был, и мы с женами и друзьями еще дней пять там провели. Отдыхали, смотрели футбол, общались с болельщиками. Ездили к знаменитому поклоннику «Бенфики», который ни один выезд «орлов» не пропускает. У него есть популярный ресторан, и каждый игрок, выступавший когда-либо за «Бенфику», может туда хоть каждый день ходить – с него и его гостей денег не возьмут. Овчинникова узнали, конечно, и мы бесплатно отобедали. Сам хозяин, бородач лет шестидесяти, с нами сел, рассказывал о выездах в Советский Союз в 80-е годы…

А еще там под мостом через реку Тежу есть набережная с рыбными ресторанами, дискотеками и другими развлечениями. В один из дней пришли в ресторан и сидели там до вечера. Матчи разные смотрели вместе с болельщиками. В какой-то момент поймал себя на мысли, что стою у экрана, а рядом со мной человек пять-шесть – и все разных национальностей, в разных футболках. Англичанин, чех, португалец, испанец…

И я с ними со всеми разговариваю. Знаю только русский язык – но и я их понимаю, и они меня. Какое же классное ощущение! Только тогда я и почувствовал по-настоящему, что такое чемпионат Европы. Разумеется, меня никто не узнал. С какой стати узнавать-то? Кто я такой? А наших болельщиков там не было.

У меня нет четкого и однозначного объяснения, почему у нас не получилось на Европе. Но факт, что ехали в Португалию мы с одними эмоциями, были сплочены. А уже на месте ощущение, что все связаны одной целью, куда-то делось. Нет, внутри команды не было никакой вражды, группировок, конфликтов. Помню, после первой игры сели в номере то ли у Лоськова, то ли у Гусева, обсуждали прошедший матч. То есть не было игрокам все равно. Но такого, чтобы умирали друг за друга, за команду, за страну – не было. В отличие от матча в Уэльсе. Хотя на таком турнире – должно быть…

И сам я надеялся, что сыграю не хуже, чем в Кардиффе. Но что-то помешало. А может, на Европе не нашлось человека, который так бы меня разъярил, как Райан Гиггз…