Тренди так и не заснул. Еще не наступило утро, как позвонила Рут. Ее звонок не удивил его. Едва он назвался, на другом конце провода наступило молчание. Но это молчание не было похоже на другие, оно было живым, Тренди показалось, что он слышит дыхание, даже биение сердца, словом, все, что составляло Рут. Она заговорила. Он почти не воспринимал то, что она говорит. Модуляции ее голоса, произносимые ею фразы перенесли его к ней. Тренди представил волосы Рут, медные от отблесков огня, руку, лежащую на полированном комоде, взгляд, блуждающий по картинам и морским пейзажам, ее вечернюю усталость, ее улыбки, внезапные и печальные. Наконец она произнесла имя Юдит. Он не остановил ее. Затем Рут произнесла имя Ирис.

— Я знаю, — сказал Тренди. — Я все знаю.

Она снова замолчала, и наступила такая глубокая тишина, что Тренди вдруг испугался, не разъединили ли его с Рут. Он тоже молчал, боясь услышать что-нибудь плохое, но тут Рут снова заговорила:

— Надо вернуться, надо снова туда поехать. Мне кажется, вы оставили на «Светозарной» свои записи и скелеты…

Тренди отметил, что Рут говорит не «у меня», а «на Светозарной», словно не собирается больше туда возвращаться.

— Мне нужно с вами встретиться, я приеду, когда вам будет удобно, — прервал он ее.

Через день Тренди уже был в дороге. Он решил поехать на мотоцикле. Рут и Малколм ехали впереди на своем стареньком автомобиле. Время смягчило боль. Едва показался берег, Тренди сбавил скорость. Несмотря на усталость, ему захотелось вдохнуть морской воздух — этот живительный воздух, вобравший в себя запах соли, сушеных водорослей, песка, утомленного волнами и приливами. Неосознанно Тренди немного помедлил, прежде чем свернуть на алле дю Фар, как в тот осенний день, когда солнце было по-летнему горячим, тот день, когда он начал свой дрейф, свое странное путешествие в прошлое.

Алле дю Фар. Даже не торопясь, Тренди приехал туда довольно скоро. Солнце выглядело поблекшим, но виллы не изменились. Те же строения с устаревшими и претенциозными табличками, те же решетки, запертые до следующего лета, сады, опустевшие и замерзшие. Мыс вырастал словно враждебная стена. Теперь, после рассказа Дракена, Тренди казалось, что он прожил три жизни: свою собственную, жизнь Ирис и, наконец, жизнь Леонор с ее безумным желанием найти утраченную любовь. Найдет ли когда-нибудь свою утраченную любовь сам Тренди… «Дезирада» была теперь не загадкой, а домом несчастья. Тренди прекрасно помнил ее интерьер, галереи с витражами, парк с черными кедрами, пруд, могильный камень и решетку, за которой укрылась — или томилась в заточении — Юдит.

Он не хотел видеть «Дезираду» и на полной скорости промчался мимо. И только у ворот «Светозарной», такой же белоснежной, как и в первый день, заметил, что в очередной раз потерял шарф.

Как и тогда, все ставни были открыты, в том числе и на этаже Юдит. На мгновение Тренди, ослепленный, застыл перед фасадом, отражавшим выглянувшее из-за облаков солнце. Вдали пенилось море, в воздухе летала пыль от лишайников. Запах соли смешивался с ароматом сада, испарениями земли, растениями, едва освободившимися от сковавшего их мороза. Тут и там встречались срезанные насаждения, вырванные корни, клубни, вероятно, тех ирисов, о которых Рут говорила, что они цветут весной по всей лужайке. Тренди вновь поднял глаза на свой этаж, свой насест, как он говорил, когда жил здесь, казалось, вечность назад. Воспоминания, а за ними и страдания вновь нахлынули на него при взгляде на эти сверкающие окна. Неужели за ними произошли такие поразительные вещи? Тренди подумал, что теперь там остались только призраки любви, осязаемой лишь им одним, мечтателем, заброшенным на край этого берега. И если завтра он будет сражен, будет ли для него по-прежнему этот дом самым желанным домом, а это молчаливое окно самым желанным окном на свете?

Тренди вошел, даже не обернувшись на «Дезираду». Дверь открылась, и не только Рут, но и сам дом с его полутенями, зелеными папоротниками, медными бликами и горящим в камине огнем в глубине гостиной, как и в первый день, радостно принял его.

Они разговорились. Сколько времени длился разговор, Тренди не помнил. Малколм вернулся в свой дом в дюнах. Может, зайдет вечером, сказала Рут. Было уже за полдень. Прошел короткий ливень с градом, посеребрив окна мириадами капель. Рут и Тренди сидели перед камином, свободно и спокойно, как никогда. Постепенно они перешли к воспоминаниям о прошлом, но оно больше не интересовало их — ничто больше не имело значения, кроме этой минуты, когда они сидели лицом друг к другу. Тренди не хотелось возвращаться к себе в комнату, а тем более снова видеть свои скелеты. Теперь это тоже было окаменелое, мертвое прошлое, как и все остальное. Рут почувствовала это и рассказала Тренди о смерти Дрогона. Очень быстро она перевела разговор на Юдит и спросила Тренди, не собирается ли он увидеться с ней или попробовать заставить ее вернуться. Но всякий раз, начиная искать выход из положения, они натыкались на Командора.

— Мой отец сам его боялся, — сказала Рут. — Даже во время помолвки он держался от него подальше. И это правда, я теперь вспоминаю, Дракен часто приходил сюда. Я никогда не понимала, что они говорили о Командоре. Я все время считала его незначительным музыкантом. Чем-то вроде паразита при богатом покровителе, как других.

— Вот что я не понимаю, — произнес Тренди. — Почему перед исчезновением Ван Браак не оставил записки, какой-нибудь подсказки, позволявшей бы вам разобраться во всей этой истории? Покончил он с собой или нет, должен же он был догадываться, что вы вернетесь сюда, что история может повториться. Что Командор будет представлять для вас угрозу на протяжении всей жизни. И не только из-за долгов.

Рут вздохнула:

— Знаю. Я тоже думала об этом. Но, повторяю, я нашла только это. — Она протянула ему свидетельство о браке своей сестры. — Эти несколько слов я вам уже показывала. Я всегда читала: Все объяснение здесь и в «Короле рыб». А Малколм считает, что надо читать на «Короле рыб». И он, несомненно, прав, но это ничего не меняет. Я осматривала корабль тысячу раз. И ничего не нашла.

Тренди настаивал:

— Капитан должен был оставить вам подсказку.

— Вы считаете, люди оставляют перед смертью подсказки? — И она сказала так же, как некогда Малколм на пляже: — Вы выбрали неверную дорогу. Надгробные плиты не запирают мертвых. Под них просто складывают затхлые секреты, чтобы никто больше не мог вытащить их наружу.

Тренди заколебался, но, в конце концов, произнес то, что давно жгло ему губы:

— Ваш отец не умер. Он исчез.

Рут не позволила себя разоружить:

— Умер или исчез, какая разница?

Она вдруг снова стала печальной, подавленной, наклонилась к огню, помешала угли кочергой, затем, словно это движение разожгло и ее пыл тоже, встала и решительно заявила:

— Меня занимают живые. Я хотела бы… Хотела бы вернуть Юдит.

— Я тоже.