Позиции к югу от Либавы, на которых располагался мой старый 438-й полк, были хорошо оборудованы. Остатки I батальона 438-го полка, сейчас сократившиеся до размеров чуть больше боевой группы, размещались почти у самой Балтики. Находясь в болотистом, низменном районе, солдаты соорудили низкий частокол, внутреннюю часть которого засыпали песком, так что получился участок чуть выше окружающей местности. Рядом с самой линией фронта были построены теплые блиндажи, а те, у кого не было железных печек, смастерили дымоходы и камины из камня и глины. На месте оставалось море дров, и в войсках предпочитали жечь березовые поленья, потому что они создавали меньше дыма, выдающего наше место пребывания. Солдаты старались производить как можно меньше дыма, по которому враг мог бы догадаться о нашем присутствии, но мы ежедневно видели много столбов дыма, выдающих наличие вражеских костров в окопах и лесах на стороне противника.

При своем первом осмотре позиций я заметил, что жилища были более чем просто теплые. Когда входишь в блиндаж с холодного и влажного воздуха, то как будто вступаешь в какую-то духовку. Тем не менее, в войсках такие жилища считались приемлемыми, и солдаты громко шумели, когда входная дверь в блиндаж или висящая плащ-палатка вдруг оставались открытыми. В шумных криках протеста обычно слышалось, что солдаты «скорее провоняют, чем замерзнут», и я уважал их желания.

Наш опыт строительства оборонительных сооружений на Восточном фронте нашел тут хорошее применение. Всегда было интересно наблюдать, как в течение всей войны, в которой всеми воюющими сторонами использовались самое современное оружие и техника, в блиндажах и на позициях, проходивших через болота и леса, применялись примитивные системы, бравшие свое начало сотни и тысячи лет назад. Строившиеся в войсках бункеры и палисады были внешне похожи на те, что использовались на границе во время американо-индейских войн. Бомбы, мины и артиллерийские снаряды среднего калибра, поражавшие фланги или углы позиций, были способны принести определенный ущерб, но сердцевина укреплений оставалась нетронутой. Осколки снарядов и пули обычно не могли пробить толстые бревна. Взамен недостававшей ныне колючей проволоки, чтобы помешать продвижению штурмовых отрядов противника, в войсках в болотистых лесах перед окопами устанавливались острые колья и бревна.

20 февраля русские снова атаковали наши позиции усиленными ротами. Мы попали под средней силы обстрел со стороны артиллерии, «катюш» и минометов. Снаряды рвались внутри наших позиций и на открытой местности перед нами. За утро обстрел усилился, пока разрывы не достигли стабильного крещендо.

Полагая, что обрушившегося на нас шквала огня будет достаточно, чтобы вывести из строя самые передовые линии обороны, стрелки советской дивизии пошли в атаку на наши позиции, массой ринулись на нас, когда огневой вал прошелся над нами. В лесном секторе они дошли до нас на расстояние 20 метров, пока не наткнулись на огонь нашей обороны. Атакующих встретил смертельный перекрестный огонь пулеметов и винтовок, ручных гранат и фаустпатронов. Наша артиллерия открыла огонь по русским позициям в тылу атакующих, и, находясь под огнем, я управлял стрельбой нашего минометного взвода по местам наиболее ожесточенных схваток. Немногие, удержавшие передовые линии, поднялись и, встав на колено за разрушенной баррикадой, стали стрелять по бегущим коричневым фигурам, которые теперь бросились бежать в болота и леса.

По пути их отхода следовали разрывы мин, а когда на передовую опустилась тишина, я обошел их, стремясь оценить ситуацию. С горсткой пехотинцев я шел вперед между окопами, осматривая разбросанных вокруг убитых. Когда сгустились сумерки, мы вернулись на свои позиции, неся с собой документы и многочисленное оружие убитых солдат противника.

Среди вражеских погибших было несколько офицеров, на которых были надеты новые кожаные ремни и кобуры для пистолетов. Мы извлекли документы из новых, похожих на наши планшеток. Униформа состояла из стеганых курток и брюк отличного качества, а стальные свежевыкрашенные каски имели матовую поверхность. Мы собрали много пистолетов и автоматов, на которых был выбит 1944 г. выпуска. На телах вражеских солдат были связки гранат и бутылок с зажигательной смесью, которыми они надеялись уничтожить наши укрепления, как только будет прорван периметр.

Перед нашими позициями лежали несколько раненых русских, которые притворялись убитыми или, потеряв ранее сознание, сейчас пытались вернуться назад к своим окопам в сгущающейся темноте. Наши патрули и разведчики доставляли их в наши окопы, и эти солдаты оказывались крепкими, здоровыми на вид и упитанными. Наши солдаты в сравнении с ними выглядели потрепанными огородными пугалами, измотанные и отощавшие из-за тяжелых условий жизни, но боевой дух курляндских войск оставался неколебим. Однако не проходило ни одного дня без столкновений, а противостоявшие нам вражеские силы становились все мощнее.

Точно так же, как это делала наша армия, Красная армия перебросила многие воинские соединения на фронт в Восточной Пруссии, считая этот район наиболее приоритетным. А на Балтике перед нами появились новые части. Потерпев такое поражение на нашем участке, они уже не пытались прорвать оборону нашего батальона, а продолжали вести разведку наших позиций с помощью разведгрупп и вести спорадический артиллерийский огонь. Продолжалось строительство оборонительных сооружений; строились новые и укреплялись старые. Вражеская активность была незначительна, но иногда наши недремлющие снайперы могли подстрелить какого-нибудь высунувшегося отчаянного или безрассудного русского.

Продолжали всплывать на поверхность новые и все более впечатляющие слухи. Многие слышали, что группе армий «Курляндия» будет приказано прорываться на юг в направлении Восточной Пруссии. Другие прознали откуда-то, что нас собираются послать в Либаву и Виндаву, два порта снабжения Курляндии, чтобы отойти с подготовленных позиций и погрузиться на корабли, идущие в Германию.

В каждом разговоре начинали преобладать неизбежные вопросы. Чем все это кончится? Как все это кончится? Будет ли это бесконечный ужас, из которого нет выхода? Министр пропаганды Геббельс постарался, чтобы мы все узнали о предлагаемом плане Моргентау. Германия будет расколота, разделена на несколько феодального типа территорий и станет чисто сельскохозяйственным пастбищем – неким «козьим полем». Говорили, что офицеры и интеллигенция будут ликвидированы. Уровень жизни населения станет ниже, чем у русских крестьян при большевиках. Сталкиваясь с этими мрачными предсказаниями, какое будущее уготовано для Германии, солдаты в окопах оставались тверды в своей решимости сражаться до самого конца. Потом, в день капитуляции, некоторые солдаты и офицеры предпочли покончить с собой, чем жить в этом будущем, не таящем никакой надежды.

Города и деревни под ливнем бомб погрузились в пепел. Десятки тысяч беженцев из Восточной Германии и Восточной Пруссии хлынули бесконечными колоннами плачущих людей, бегущих на запад перед натиском Советской армии, неутомимо рвущейся к Берлину.

С началом 1945 г. ситуация продолжала ухудшаться от недели к неделе. Армия в Курляндии продолжала голодать в тисках врага, чьи резервы в людской силе и технике были неизмеримо выше и постоянно усиливались. Войска как на передовых позициях, так и в тылу хорошо понимали безнадежность положения. Они слишком хорошо знали этого врага, угрожавшего разгромом, и каждый понимал, что за спиной у нас и на флангах только через Балтику лежит спасительный путь в Германию.