– Я бываю повсюду, виден всем. И, могу поспорить, сплю и ем так же мало, как любой житель города.

Сфрандзи поднял руку, успокаивая рассерженного государя:

– Господин, мне это известно. Но голодные люди склонны помнить только о своих пустых животах.

Константин вздохнул, взъерошил свои седеющие волосы.

– Ты как всегда прав, старый друг. Мы должны принять меры.

Рявкнула пушка, послышался глухой удар. Император взглянул вверх: с потолка посыпалась пыль.

– Мы должны отреагировать на их негодование. Мы должны экономно расходовать наши ресурсы, убедиться, что они распределены справедливо… и показать, что все защитники Константинополя едины. – Он обернулся к другому человеку, стоящему рядом: – Мегас дукс, возглавишь ли ты комиссию по распределению еды?

– Я? – Высокий седовласый Лука Нотарас собрал все свое презрение в один слог. – Я буду посредником для черни? Что я знаю о списках и мерах зерна?

– Лука, нам нужно имя. Ты – второй человек в городе. Все организуют Сфрандзи и Ласкарь. Но твое имя будет стоять на бумагах, и ты будешь выходить к людям, когда начнут раздавать собранное.

Нотарас выглядел так, будто вновь собирается ответить грубостью. Однако Феон, внимательно следивший за ним, увидел, как мегас дукс удержал обидные слова, как в его взгляде вспыхнула хитрость. Он тоже хотел вознестись еще выше. Все знали, что Нотарас был не прочь примерить на себя пурпур. И все сейчас понимали – за исключением Константина, который, по мнению Феона, не чувствовал таких тонкостей, – что Луке Нотарасу только что вручили подарок. Если наступит день, когда он решит стать кем-то большим, чем мегас дукс, ему понадобится за спиной толпа, как бы он ни презирал этот сброд. Константинопольская чернь возводила императоров на трон – или сбрасывала их оттуда.

Высокий мужчина сложился вдвое в глубоком поклоне.

– Как прикажет василевс, – произнес он.

Константин еще мгновение смотрел на него, потом обернулся к двум церковникам.

– Архиепископ Леонард. Кардинал Исидор. Вы должны помочь мегасу дуксу, ибо именно к Церкви мы должны пойти за теми фондами, в которых сейчас нуждаемся. И мы начнем с глав всех святых домов, мужских и женских монастырей. Я лично приду к ним и буду просить о пожертвованиях. Нам нужно золото, чтобы покупать зерно на чужеземных складах.

Послышался ропот, и император поднял руку.

– Да, покупать. Они – наши друзья, и мы зависим от их оружия, их поддержки. Но они еще и торговцы. Не бойтесь. – Он коротко улыбнулся. – Я знаю, как торговаться, и получу хорошую цену. Как только добудем зерно и организуем пекарни, мы начнем регулярно выдавать хлеб и справедливо распределять его. Бесплатно. Да?

Константин огляделся, дождался кивков и продолжил:

– О чем еще говорилось? – Он умолк, потер переносицу.

Феон задумался, когда император в последний раз спал всю ночь. Должно быть, еще в Морее.

Константин поднял глаза:

– Мы говорили о недовольстве и отчаянии, не так ли? О том, как они подрывают желание людей делать то, что должно. Первое… да, я понимаю, как может разжечь недовольство вид сытых дворян и церковников, которые не участвуют в защите города. Нам нужно показать примеры. – Он вновь обернулся к Леонарду и Исидору. – У нас в городе много мужчин, которые, возможно, делают слишком мало. Монахи. Когда мы будем говорить с настоятелями о золоте, мы поговорим и о рабочей силе. Пусть монахи чинят стены, которые рушат турки.

– Не лучше ли им заняться другим, ваше величество? – прохладным тоном заметил архиепископ Леонард. – Идти к людям и призывать их правильно молиться Святой католической церкви и ее отцу в Риме. Чтобы они шли в соборы и молили Бога об избавлении, а не избегали церквей, будто это заразные дома.

Константин вздохнул.

– Если мы пытаемся уменьшить недовольство, нам не стоит принуждать людей молиться чуждым им образом. – Он поднял руку, предупреждая возражения церковника. – Я уже сделал в этом отношении все, что сейчас мог. Мы вернемся к этой теме в мирное время, после нашей победы. Сейчас мы должны заботиться только о том, чтобы достичь ее.

Он отвернулся от прелатов.

– Полагаю, нашим благородным семьям тоже стоит показать свое участие. Моя дорогая сестра приходила в одну из ночей на стены вместе со своими дамами и помогала заделывать брешь. Это вдохновляло всех, кто был рядом. Возможно, кто-то из членов ваших семей сделает то же самое?

Феон понял, что кивает вместе с другими царедворцами. «В отличие от большинства, – подумал он, – моя жена сочтет это своей обязанностью и первой придет на стены». Его всегда раздражала способность Софии жертвовать собой.

– Теперь перейдем к отчаянию.

Константин подошел к окну. Отсюда была видна часть Рога, и Феон знал, на что смотрит император: турки, владеющие сейчас морем, строили мост. Когда тот достигнет городского берега, неподалеку от дворца, они смогут перебрасывать по нему свежих людей и атаковать эти стены. Судя по темпам строительства, ждать этого оставалось недолго.

– Нам нужна весть надежды, – не оборачиваясь, произнес Константин. – И поскольку со времени прорыва наших генуэзских героев мы не получили ни одной, пришло время выйти и отыскать ее.

Он обернулся, посмотрел на своего советника Сфрандзи.

– Пусть снарядят быстроходное судно, с командой из умелых людей. Оно должно отплыть ночью, под турецким флагом. Пусть отыщут венецианский флот, который должны были отправить три месяца назад. Если они не встретятся с флотом у Архипелага, пусть рискнут доплыть до Эвбеи. Если они не встретят его и там, пусть возвращаются и скажут нам… и мы найдем способ справиться с нашим отчаянием – знанием и молитвой.

Он потер глаза.

– Я должен поспать, друзья мои. Хотя бы попробовать. Пусть мои приказы будут исполнены. И давайте встретимся здесь же завтра поутру, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Император поднял руку, прощаясь со всеми, повернулся. Теперь люди могли разойтись. Хотя Феон тоже устал, он знал, что этой ночью ему будет не до сна. Сфрандзи уже манил его в переднюю комнату, Нотарас шел впереди. Феону наверняка понадобится абак – оружие, которым он владел намного увереннее, чем выхваченным сегодня мечом. Однако оба взращивали его влияние при дворе. Если они выживут, он займет в городе новое положение. И тогда…

– Дай мне мое, – пробормотал Феон и улыбнулся.

16 мая: сороковой день осады

С того дня, как он выплыл, Григорий почти все время сражался у Влахернского дворца – и думал, что знает каждый его камень и лестницу. Но когда Ласкарь и его отряд гвардейцев в самый темный час перед рассветом были отправлены искать шотландца, несмотря на выданные указания, как его найти, он долго бродил вдоль внутренней стены, выкрикивая: «Грант! Грант! Человече, да где же ты?» – и не слышал ответа.