– Зачем ты пришел к этому дому, Паша? – спросила Глория, когда машина тронулась. – Надеюсь, два папарацци, которые там топтались, не нащелкали тебя в профиль и анфас?

– Нет.

– Это радует. И все-таки…

– Вы не поверите.

– Без Алины не обошлось? – вздохнула она.

Молодой человек бросил на нее удивленный взгляд и признался:

– Я ее чувствую. Может, она стала призраком? Иногда я ощущаю ее присутствие. Алина словно зовет меня… и просит о чем-то. Я бы хотел посмотреть на ее портрет, написанный Артыновым.

– Ты думаешь, он все еще в мастерской?

– Нет, конечно. Артынов забрал его домой или выставил на продажу. Знаете, Алина почему-то просит освободить ее… из темницы, где она заперта, – выдавил Павел. – Вот мне и пришло в голову…

– Освободитель! – сердито перебила Глория. – Держись подальше от всего, что связано с Алиной. Забудь о ней. Иначе пропадешь.

– Вы считаете меня сумасшедшим?

– Ты приближаешься к этому…

Эмилия расставила на столе сахарницу, тарелки с ломтиками булки, кусочками сыра и дольками лимона. Потом принесла чашки с дымящимся кофе и предупредила:

– Осторожно, горячий. Жаль, нет ни шоколада, ни конфет. Нам бы сейчас не помешало что-нибудь сладенькое.

– Я не могу есть, – отказалась от угощения Светлана.

– М-мм! – восхитился Лавров, вдыхая аромат кофе. – Чудесно пахнет.

– Пусть немного остынет, – посоветовала Эми. – Только с огня.

У нее тоже отсутствовал аппетит, но кофе она выпьет с удовольствием. Чуть позже. Надо же хоть чем-то компенсировать постигшую ее утрату. Еще один недостойный любовник вдобавок ко всему промышляет шантажом. Она саркастически усмехнулась и спросила у Светланы:

– Тебе легче?

Та молча кивнула. Лавров положил в чашку два кусочка сахара и помешивал.

– Подай мне лимон, – попросила Эми.

Ей стало безразлично, что подумает о них художница. Эту перемену уловил только Роман. Светлане было не до тонкостей в чужих отношениях. Ее тошнило, руки дрожали. Запах еды вызывал отвращение.

Лавров посмотрел на Ложникову и галантно протянул ей тарелку с лимоном. Вдруг та выскользнула и задела чашку. Кофе выплеснулся на руку Эмилии. Она вскрикнула и вскочила с места.

– Надо обмыть холодной водой… – растерялся сыщик. – Идем, я помогу. Скорее, а то будет ожог.

– Ой… больно…

– Прости, я не хотел!

Он торопливо увел пострадавшую в ванную. Светлана осталась за столом одна. Минуло минут пять, прежде чем Лавров вернулся…

Эми со слезами замывала пятна на своем любимом джемпере. Несколько коричневых капель попали на рукав. Тыльная сторона ладони, куда вылился кофе, покраснела и саднила. Что за ужасный день сегодня? Утром скандал с Метелкиным, потом звонок Светланы… теперь еще и это.

Джемпер придется выбросить. Настроение безнадежно испорчено. Лавров оказался редкостным проходимцем и мошенником. Как тут не заплакать?

А он, как назло, суетится рядом, рассыпается в извинениях.

Она в сердцах отправила его в гостиную к Светлане. Он не возражал. Пробормотал, что декораторшу лучше не оставлять одну, и смылся.

Эмилия провозилась в ванной почти четверть часа. Поливала холодной водой обожженную кожу, умывалась, подправляла макияж. Ей уже расхотелось пить кофе. Она бы с удовольствием ушла, не прощаясь. Но нельзя было.

– Хорошо, что он не видел, как я плачу, – прошептала Эми своему отражению в зеркале. – Мужчины не стоят моих слез.

Вздыхая и жалея себя, она провела мокрыми пальцами по волосам, собралась с духом и вышла.

Светлана с Лавровым сидели за столом и гадали на кофейной гуще.

– Как твоя рука? – спросил он. – Еще болит?

– Терпимо.

– Мне выпала дальняя дорога, – сообщила художница, показывая бурые потеки на дне чашки.

– Как кофе? – осведомилась Эми тем же тоном, что и Лавров.

– Отличный. Роман уговорил меня выпить.

– Завидую Метелкину, – подхалимничал он. – Ты подаешь ему кофе каждое утро?

– Почти.

Она уселась за стол, посмотрела на расплывшееся по столу пятно, на свою чашку с остатками холодной коричневой жижи… и улыбнулась.

– Что-то мне душно, – пожаловалась Светлана, оттягивая и без того растянутый ворот блузки.

– Открыть окно? – отозвался Лавров, привстал, покачнулся и рухнул обратно на стул. – Черт… что это…

Эмилия продолжала сидеть напротив и улыбаться. Она забыла об ожоге и испачканном джемпере. Забыла о грубых словах, которые ей пришлось выслушать утром от мужа. У нее начинался бенефис. Показательное выступление в пику этой скотине Лаврову и паршивой овце Светлане, которая увела у нее Артынова. Сегодня все закончится раз и навсегда.

– Тебе предстоит очень дальняя дорога! – воскликнула она, ласково глядя на художницу. – Я долгие годы мечтала проводить тебя в последний путь. Наконец случай представился.

Светлане становилось все хуже. Она тяжело дышала и держалась за горло. Лавров перевел изумленный взгляд с декораторши на Эмилию.

– Я не понимаю…

– У моего отца было больное сердце, – сказала та. – Я ухаживала за ним, пока он не умер, и кое-что узнала о сердечных болезнях. Лекарство, которое спасает жизнь, может убить, если превысить дозу. Кончина наступает не сразу. Через полчаса, к примеру. Если у человека крепкий организм, он продержится минут сорок, не больше.

Лавров посмотрел на часы и вздрогнул. Светлана в ужасе уставилась на пустую чашку из-под кофе.

– Все верно, – с улыбкой подтвердила Эмилия. – Я подмешала препарат вам обоим. Тебе, Светлана, потому что давно собиралась это сделать. А тебе, Рома, потому что ты слишком борзый! Я думала, ты влюбился в меня, а ты любишь только деньги. Таких, как ты, надо наказывать. Вы оба заслужили смерть.

– За… что?.. – прохрипела художница.

– Ты получила по заслугам, овца. Ты увела мужчину, который обещал мне вечность. Такое не прощают.

– Артынов… был… бездарью…

– Никому не ведомо, что уготовано впереди. Я верила: рано или поздно Артынов себя покажет. Однажды ему приснился сон про Клоуна. Жалкий фигляр оказался посланником дьявола. Он явился к Артынову и предложил ему флакончик с волшебной жидкостью в обмен на душу. Капля жидкости, добавленная в краски, могла оживить образ на полотне. Каждая картина, написанная такими красками, становится шедевром. Артынов согласился.

– Он… не рассказывал мне… этого сна… – еле ворочая языком, вымолвила Светлана.