– Что с тобой? – забеспокоилась Эмилия.

– У меня проблемы.

– В бизнесе?

– На меня со всех сторон наезжают, – взорвался Метелкин. – Продажи упали, а надо возвращать кредит. Приятель требует срочно вернуть долг, хотя мы договорились о рассрочке на два года. Где я возьму столько денег?

– Не нервничай, – успокаивала его жена. – Как-то выкрутимся. Продадим что-нибудь.

– Тебе легко говорить! У тебя на уме только диета, салоны и шопинг! Все дела на мне! А я не железный, между прочим.

– Отдохни, развейся. Сегодня выходной. Хочешь, сходим куда-нибудь.

– У меня нет выходных, – рассвирепел Метелкин. – Я постоянно на взводе. Мне угрожают.

– Угрожают? Кто? Ты заявил в прокуратуру?

– Дура! Мне что, жить надоело?

Жена сжала губы и улыбнулась.

– Тебе весело? Давай посмеемся вместе! – гаркнул он. – Еще идиот какой-то с утра свалился на мою голову.

– Какой идиот? – похолодела Эмилия.

– Видать, номером ошибся, придурок…

– Что он говорил, Валера?

– Я не понял спросонья, – буркнул Метелкин, натягивая брюки.

– Ты куда? Сегодня же суббота…

– Ни одной выглаженной рубашки! – заорал он, срывая с вешалки сорочку. – Чем ты занимаешься целыми днями? Лясы точишь с подружками?

– У меня нет подружек… – прошептала Эмилия ему в спину.

Валерий заводился с полуоборота и быстро остывал. Уже в прихожей, одетый с иголочки и благоухающий туалетной водой, он выглядел собранным и сосредоточенным.

– Пока, – пробормотал он, коснувшись щеки жены сухими губами. – К обеду не жди…

* * *

Тем же субботним утром Михаил Кольцов собирался выезжать из загородного дома в Москву. Его жизнь превратилась в кромешный ад, а звонок журналиста окончательно выбил его из колеи.

«Я тут с ума сойду, – решил спортсмен и немедленно отправился во двор заводить «хонду». – Лучше где-нибудь на проселке застрять, чем здесь чокнуться».

Его мутило, в голову лезли всякие ужасы. Вот он делает петлю и вешается на крюке для люстры. Вот он напивается до чертиков и вскрывает себе вены… вот за ним приезжает «скорая» и увозит в психиатрическую клинику…

А вот его находят бездыханным в собственной постели, с синим лицом, с красной полосой на шее. Это Алина с такой страстью обнимала его, что задушила. Не руками, нет. У нее не хватило бы сил. Своим змеиным телом обвила она его горло и начала сжимать все крепче и крепче…

– Черт! – выругался хоккеист и суеверно сплюнул, стряхивая наваждение. – Проклятый Артынов. Что он сделал с ней?

Обнаженная Джоконда и покойная жена казались ему одним целым, сотворенным дьявольской кистью художника. Как ему избавиться от преследующих его кошмаров? Как успокоиться и продолжать жить?

– Может, взять и разом оборвать свои мучения? – прошептал он, вспоминая свой прощальный визит в кладовую, где висела картина. – Лучше умереть, чем свихнуться. А я, похоже, близок к помешательству.

Разве бывает, чтобы изображение покидало холст и возвращалось, когда ему вздумается? Но Джоконда-Алина вела себя именно таким образом. Распахнув дверь кладовой, Михаил включил свет и уткнулся в пустую раму. Вернее, на полотне остался скалистый пейзаж и парапет балкона, на котором сидела женщина. Словно та встала и удалилась.

Напрасно овдовевший супруг крутил головой, протирал глаза и щипал себя за ляжку. Дама с картины исчезла. Он взвыл и кинулся прочь.

«Алина-а-аа-а-ааа! – кричал он. – Алина-аа-ааааа! Где ты? Отзови-и-иии-ись!»

В пустом доме отзывалось только эхо, гуляющее по этажам. Несколько раз Кольцову казалось, что он видит боковым зрением то ли тень женщины, то ли скользящий по полу змеиный хвост. От ужаса у него перехватывало дыхание и подкашивались ноги.

Уже выезжая со двора, он сообразил, что одет по-домашнему в старый спортивный костюм. Хорошо, хоть тапочки машинально сменил на кроссовки.

Первые десять километров Михаил проехал на автопилоте, ничего не видя перед собой. В ушах звучали слова журналиста об убийстве Артынова.

– Бред какой-то…

Постепенно им овладевало лихорадочное беспокойство. Может, бредит как раз не журналист, а он, Кольцов? Что, если Алина заставила его убить художника? И он в приступе безумия сделал это?

– Почему я ничего не помню? – прошептал он.

– Потому, что это слишком страшно, – улыбнулась Алина. Она сидела рядом, заложив ногу на ногу, и сочувственно смотрела на него. – Бедный ты мой!

Она была без одежды, а ее светлые волосы, расчесанные на прямой пробор, покрывала прозрачная накидка.

– Ты простудишься!.. – испугался Михаил.

Сигнал встречного грузовика вырвал его из сумеречных грез. Он едва успел крутануть руль и резко свернуть вправо. «Хонду» занесло. Грузовик чудом проскочил, не задев ее.

Спортсмен с трудом выправил машину и перевел дух. Он мог попасть в аварию и погубить жену!

– Алина?

На переднем сиденье никого не было…

Это субботнее утро Светлана Артынова проводила дома.

Она ходила из угла в угол и боролась с тяжелыми мыслями и головной болью. Звонок сыщика-журналиста лишил ее покоя. Кто он на самом деле, этот красивый брюнет с вкрадчивым голосом? Частный детектив, не гнушающийся любым заработком? Или корреспондент, который охотится за сенсациями? Он рассчитывал раскрыть тайны художника, а записал убийство. И теперь хочет заработать на этом.

– Вполне вероятно, – кивала Светлана, меряя шагами комнату. – Вполне. Зачем ему лгать?

Это было жилище без определенного стиля, с мебелью в виде разноцветных кубов, круглыми светильниками и горами атласных подушек и подушечек. Необычный «кубический» интерьер дополняли плетеные вазы и корзины для всякой всячины.

– Ему нужны деньги, – бормотала хозяйка. – А у меня их нет.

Она порывалась позвонить кому-нибудь, кто дал бы ей дельный совет, потом качала головой и продолжала вышагивать между зелеными, красными и желтыми кубами.

– Я не соберу такой суммы, – твердила Светлана. – Взаймы никто не даст. А без денег я не получу запись.

Она пришла к выводу, что ждать до завтра нет смысла. Необходимо сегодня же встретиться с обладателем записи.

Светлана обдумала всевозможные варианты развития событий. Перебрала в уме аргументы «за» и «против». Прикидывала, размышляла. Оплакивала свою несчастливую судьбу. Злилась. Горевала. Тешила себя воспоминаниями.

Любила ли она Артынова? Сначала любила, потом возненавидела. Не могла простить ему пренебрежения, упреков и равнодушия. Он женился на ней, чтобы обустроить свой быт и получать регулярный секс. Есть ли что-то более оскорбительное для женщины?