Собрав мощную армию, Этельхельм должен кормить ее, а простейший способ сделать это — вторгнуться в Мерсию и взять всю провизию, какая найдется. На данный момент войско живет припасами, найденными на лунденских складах, и на том, что воины принесли с собой, но довольно скоро наступит голод. Без сомнения, Этельхельм еще надеется, что Этельстан нападет на Лунден, теряя мерсийцев под крепостными стенами. Только вот Этельстан не спешил облагодетельствовать противника, так что олдермену предстояло покинуть город и попытаться разбить врага в бою. И у западных саксов имелись все основания рассчитывать на победу. Их армия больше, намного больше, и вскоре эта армия отправится в поход.

— Сигналом должны послужить городские колокола, — продолжил отец Ода. — Когда они зазвонят, войска начнут стягиваться к старому форту.

— Готовые выступить, — проворчал я.

— Так и есть, — подтвердил священник. — Но это недовольная армия.

— Недовольная?

— Западные саксы обращаются с восточными англами как с рабами, да и христиане возмущаются.

— Они-то из-за чего? — Я невесело усмехнулся.

— Из-за архиепископа, — начал Ода, но осекся.

— Ательма?

— Говорят, его держат пленником здесь, во дворце. Почетным, видимо. — Он помедлил, нахмурившись. — И тем не менее поднять руку на служителя Божия!

Я давно подозревал, что архиепископ Контварабургский Ательм находится в оппозиции Этельхельму и его семейству, хотя и сам состоял с олдерменом в отдаленном родстве. Возможно, как раз в родстве и крылся ключ к его враждебности: он слишком хорошо знал Этельхельма и его племянника.

— Они не посмеют убить архиепископа, — предположил я.

— Еще как посмеют, — возразил Ода. — Скажут, что Ательм заболел. — Он снова перекрестился. — А потом сообщат, что он умер от горячки. Кто докажет, что это ложь? Но этого еще не случилось. Им нужно, чтобы архиепископ возложил на голову юнца шлем.

Эльфверд не мог считаться полноценным королем, пока не проведена церемония коронации, и Этельхельм наверняка настаивал, чтобы инкрустированный драгоценными камнями шлем Уэссекса возложил именно архиепископ Ательм. Участие в церемонии прелата меньшего ранга поставит под вопрос легитимность Эльфверда.

— Витан уже собирался? — уточнил я.

Прежде чем получить королевский шлем, Эльфверду требовалось одобрение витана.

— Кто знает? — Ода пожал плечами. — Может, и собирался. Но я подозреваю, что Этельхельм хочет созвать витан всех трех королевств и провозгласить Эльфверда королем всех саксов.

Священник нахмурился и обернулся, услышав громкие крики со стороны часовых, но это просто подошли две девицы. Шлюхи из какой-нибудь портовой таверны.

— Этельхельм опирается, само собой, на поддержку западносаксонских лордов, — продолжил Ода. — Восточные англы слишком запуганы для сопротивления, а чтобы привлечь на свою сторону мерсийцев, он должен сокрушить Этельстана. Как только это произойдет, он перебьет тех из мерсийских лордов, кто осмелится возражать ему, и раздаст их владения новым людям. Тогда род Этельхельма будет править всем Инглаландом.

— Но не Нортумбрией! — прорычал я.

— И как ты сумеешь отразить его вторжение? По силам тебе созвать три тысячи воинов?

— Нет. Даже половины от этого числа не соберу, — признал я.

— А он, вполне вероятно, приведет больше чем три тысячи, — сказал священник. — Что тогда ты будешь делать? Думаешь, стены Беббанбурга окажутся не по зубам таким полчищам?

— Этого не случится.

— Нет?

— Потому что завтра я убью Этельхельма, — заявил я.

— Не сегодня ночью?

— Завтра, — отрезал я.

Ода вопросительно вскинул бровь, но промолчал.

— Люди Хеорстана сообщили Этельхельму, что нас следует ожидать завтра, — пояснил я. — Он думает, что я попытаюсь пробиться через северные ворота, поэтому враги сосредоточат все внимание на укреплениях, обращенных к северу.

— То есть завтра они будут настороже, — заметил Ода.

— Как и сегодня ночью.

Ночь — это время, когда пробуждается зло, когда призраки и тени наполняют мир, когда страх смерти ощущается человеком наиболее остро. Этельхельм и Эльфверд скрываются в глубине дворца, стражники в красных плащах окружают их. Ни одному чужаку не позволят войти под дворцовую арку, если только он не принес чрезвычайной важности послание, но и тогда его разоружат перед воротами. Коридоры и залы полны воинов, как из дружины Этельхельма, так и королевской. Даже сумев пробиться через ворота, мы оказались бы в лабиринте переходов и дворов, кишащих врагами. С наступлением утра, когда злые духи уползут обратно в свои логова, двери дворца распахнутся, и Этельхельм наверняка отправится на свой наблюдательный пост на северной стене. Именно там я его и найду.

— И каким же образом ты завтра его убьешь? — поинтересовался Ода.

— Не знаю, — признался я.

Я и вправду пока не знал. Честно говоря, единственный мой план строился в расчете на счастливый случай, то есть его не было вовсе. Ночь выдалась теплая, но, подумав о том, что предстоит мне завтра, я поежился.

Рассвет пришел рано — летний рассвет, обещающий очередной безоблачный день, омраченный только висящим над городом дымом. Спал я плохо. Мы раскатали парус баржи на палубе, выставили часовых и улеглись. Всю короткую ночь я не знал покоя. Болели ребра, ныли плечи, саднила кожа. Должно быть, я все-таки задремал, но чувствовал себя по-прежнему уставшим, когда солнце взошло и вместе с ним с юго-запада задул свежий ветер. Я истолковал этот ветер как знак богов.

Там, в Верламесестере, мой план казался осуществимым. Пусть и не самым реальным, но осуществимым. По моим расчетам, пока люди Этельхельма будут выискивать меня взглядом с северной стены Лундена, мы поднимемся на холм со стороны реки. А что дальше? Я воображал, что застигну Этельхельма и его племянника где-то близ укреплений и, рассеяв внезапным натиском охрану, получу шанс убить обоих. Я надеялся, что их гибели будет достаточно, и, как только мы откроем ворота и впустим Мереваля в город, восточные англы примкнут к нам и помогут изгнать из Лундена западных саксов. Этельхельм правил, опираясь на страх, — без этого страха его власть рухнет.

Только вот теперь, по мере того как солнце поднималось над горизонтом, я не чувствовал ничего, кроме отчаяния. Лунден — полон врагов, и весь мой хрупкий расчет строился на том, что я сумею убедить кого-то из них перейти на нашу сторону. Это было безумие. Мы находились в городе, гарнизон которого насчитывал несколько тысяч воинов, а нас всего сто восемьдесят.

На заре Бритвульф и Витгар прогулялись по улицам. Я не знал, что они ушли, иначе остановил бы из опасения, что какой-нибудь из шести людей Хеорстана их узнает, но они вернулись благополучно и рассказали, что в ночи частенько вспыхивали драки.