– Ты говорила, что рада им.

– Потому что они нуждались во мне! Что еще у них было? Мать, которая постоянно работала, постоянно стенала, постоянно рыдала.

– Это несправедливо, Мелисса.

– Это правда, нравится тебе или нет.

Кэти молчит. Я смотрю на нее, она дрожит, а лицо совершенно бледное. Мелисса выпрямляется, садится во вращающееся кресло у стола и включает компьютер.

– Отпусти нас, Мелисса.

Она смеется.

– Да ладно тебе, Зоуи, ты не настолько дура. Вы знаете о сайте, знаете о том, что я сделала. Не могу я вас так просто отпустить.

– Так оставь нас тут! – кричу я, внезапно осознав, что есть другой выход. – А сама уходи. Запри нас. Мы не узнаем, куда ты отправилась, и ничего не расскажем полиции. Можешь все удалить с компьютера!

У меня истерика. Я встаю, не зная, что именно собираюсь сделать.

– Сядь.

Я не чувствую ног, они на автопилоте движутся к Мелиссе.

– Сядь!

– Мама!

Дальше все происходит так быстро, что я не успеваю среагировать. Мелисса вскакивает со стула и бросается на меня, сбивает с ног, приземляется сверху и вжимает в пол. Ее левая рука вцепляется в мои волосы, заставляя задрать подбородок, а правая прижимает нож к моему горлу.

– Мне это уже надоело, Зоуи.

– Слезь с нее! – кричит Кэти, дергая Мелиссу за жакет и метко ударяя в живот. Та ее даже не замечает, а я чувствую, как лезвие ножа давит на кожу.

– Кэти, – мой голос едва слышен, – прекрати.

Она колеблется, потом отступает и дрожит так сильно, что слышно, как стучат зубы. У меня в горле щиплет.

– Мама, у тебя кровь!

Я чувствую, как по шее стекает влага.

– Будешь делать так, как тебе говорят?

Я киваю. От едва заметного движения еще одна струйка крови вытекает из пореза на шее.

– Отлично. – Мелисса встает, отряхивает колени, затем достает из кармана салфетку и тщательно вытирает лезвие ножа. – А теперь сядь.

Я подчиняюсь. Мелисса возвращается к своему столу. Она стучит по клавиатуре, и на экране появляется знакомый фон сайта «Найди ту самую». Мелисса вводит имя пользователя и пароль, но страница выглядит как-то иначе, и я понимаю, что она вошла в систему как администратор. Мелисса уменьшает размер окна, затем несколькими быстрыми нажатиями клавиш открывает еще одно. Я вижу на экране платформу подземки. Народу не так уж много – человек десять стоят, а на скамейке примостилась женщина с сумкой-тележкой. Сначала кажется, что перед нами фотография, но тут женщина с сумкой встает и начинает прохаживаться вдоль платформы.

– Это камера наблюдения?

– Да. Я не могу поставить себе в заслугу сами камеры, только переадресацию отснятого материала. Подумывала установить собственные камеры, но тогда пришлось бы ограничиться парой линий метро. А так можно наблюдать за всей сетью. Это Юбилейная линия. – Еще одно стремительное нажатий клавиш, и на экране появляется другая платформа с горсткой пассажиров. – Не могу видеть сеть целиком и контролировать направление камер, к сожалению, тоже – получаю только то, что видят операторы. Но все равно это сильно упростило работу, не говоря уж о том, что она стала куда интереснее.

– О чем ты? – спрашивает Кэти.

– Раньше я не знала, что происходило у этих женщин. А должна была убирать их с сайта, как только профили продавались, и еще проверять, не поменяли ли они работу или маршрут. Иногда проходили дни, прежде чем я замечала, что на какой-то из них новое пальто. Такое вредит бизнесу. С камерами наблюдения я могу наблюдать за ними, когда захочу. А значит, видеть, что с ними случается.

Она продолжает стучать по клавиатуре и наконец театральным жестом нажимает «ввод». Когда Мелисса поворачивается к нам, ее лицо медленно расплывается в улыбке.

– А теперь как вы смотрите на то, чтобы немного поиграть?

Келли смотрела на рабочий телефон и собиралась с духом, чтобы набрать номер. Она несколько раз уже пыталась, но каждый раз сбрасывала звонок, прежде чем слышала первый гудок. А однажды повесила трубку, когда ей уже ответили. Боясь снова передумать, Келли набрала номер. Зажав трубку плечом, она слушала мелодию звонка, отчасти надеясь, что вызов уйдет в голосовую почту, отчасти желая покончить с этим делом. Через десять минут Ник собирает всех в зале совещаний, а позже у нее вряд ли появится шанс на личные разговоры.

– Алло.

Услышав голос Лекси, Келли внезапно онемела. Вокруг нее коллеги готовились к летучке: брали блокноты и, наклоняясь над столами, читали последние электронные письма. Келли задумалась, не повесить ли трубку.

– Алло? – Потом опять, теперь уже раздраженно. – Алло?

– Это я.

– А. Почему же ты ничего не говоришь?

– Извини, кажется, помехи на линии. Как дела?

В почте появилось новое сообщение, и Келли щелкнула по нему мышкой. Это было от инспектора. «Я слышу, как закипает чайник?» Сквозь открытую дверь зала совещаний Келли увидела Ника, который смотрел в экран своего «Блэкберри». Инспектор поднял взгляд и свободной рукой изобразил, как пьет чай.

– Хорошо. А твои?

– Хорошо. – Она кивнула Нику и подняла указательный палец, собираясь показать, что задержится на минутку, но инспектор уже отвернулся.

Натянутый разговор с сестрой продолжался, но Келли недолго смогла его выносить.

– Вообще-то я позвонила пожелать тебе хорошо провести время сегодня вечером.

Последовала пауза.

– Сегодня вечером?

– А разве встреча выпускников не сегодня? В Дареме.

Произнесла ли она это с воодушевлением? Келли очень надеялась, что да. Как бы ни была ненавистна ей мысль о возвращении Лекси в кампус, как бы ни сопротивлялась этому она сама, ей нужно было принять то, что сестра твердила много лет: это ее выбор и ее жизнь.

– Да. – В голосе Лекси звучала подозрительность. Едва ли Келли могла ее в этом винить.

– Ну что ж, надеюсь, тебе будет весело. Держу пари, что некоторые сокурсники совсем не изменились. Как звали ту девушку, с которой ты жила на втором курсе, – ту, что ела только сосиски? – Она говорила слишком быстро, слова сыпались сами собой. Келли пыталась изобразить беззаботность и участие, которые стоило проявить, когда Лекси впервые упомянула о поездке в Дарем.

– Джемма, кажется.

– Точно. Такое странное имя!

– Сестренка, что происходит? Зачем ты на самом деле позвонила?

– Чтобы извиниться. За то, что вмешивалась в твою жизнь, за то, что осуждала твой выбор. – Она глубоко вздохнула. – Но главное – за то, что в тот вечер не стала говорить с тобой по телефону.