почти всегда утомляют. Так много страниц, будто единственного стихотворения недостаточно.

– Так считал и Паунд, – напомнил Гонсало. – В письме к Уильяму Карлосу Уильямсу он утверждает, что тот хорошо пишет только отдельные части романов. И что остальные четыреста страниц – сплошная начинка и скука.

– Я согласен с такой оценкой.

– Иногда я тоже. Однако есть же и хорошие романы, – заявил Гонсало тоном наставника.

Диалог вышел длинным, походил на допрос и все же был полезным. Они упоминали имена – а это любимое или, возможно, обязательное занятие поэтов, – и это их развлекало. Но главное – позволило долго беседовать, но мало говорить, вступить в контакт, привыкнуть к словам и жестам друг друга. Гонсало рекомендовал авторов, которые, по его мнению, незаслуженно забыты, хотя Висенте знал упоминаемые имена и уверенно ориентировался в традициях чилийской поэзии. И он в свою очередь перечислял имена более молодых, неизданных поэтов, о которых Гонсало вообще не слышал.

– Как фамилия этого Пато? – поинтересовался Гонсало.

– Патрисио Лопес Лопес, у его матери и отца одинаковая фамилия.

– Он уже публикуется?

– Его книга вот-вот выйдет.

– Под обеими фамилиями? – спросил Гонсало.

– Да, ему нравится, что его считают сыном матери-одиночки.

– Ясно, – сказал Гонсало, вспоминая надуманную головоломку с собственным именем.

– Не уверен, что тебе понравятся его вирши.

– Все равно я их прочту, ведь, похоже, именно ты должен давать мне советы, ты осилил все эти стихи, – снисходительно сказал Гонсало, которого Висенте по-настоящему впечатлил. А тот почувствовал вину за частичный обман, ведь он не одолел и половины авторов, которых только что упомянул. Но, несомненно, обязательно прочтет их произведения, ибо и так собирался это сделать.

– Мне известны и твои стихи, – тихо добавил Висенте, словно репетируя фразу.

Гонсало замер, после чего взглянул на Висенте с откровенным недоверием, не зная, что и сказать. Он слегка завидовал известным поэтам, потому что они сумели полноценно реализовать себя. И если Висенте их знает, то можно не сомневаться: они нашли своих читателей, а это значительно больше, чем он мог бы сказать о себе. Увы, Гонсало не попал в названный импровизированный список, его имя никогда в него не входило и не войдет. Его вообще нет ни в одном перечне, разве что если будет составлен реестр поэтов-неудачников. И все же Висенте сообщил, что читал его «Парк Воспоминаний», хотя Гонсало даже мечтать об этом не мог. А ведь мог бы, поскольку собственноручно выслал свою книгу Карле, и наверняка она попала в руки мальчика. Нельзя также исключить, что Карла сама зачем-то показала сыну эти стихи, подумал Гонсало с робкой благодарностью.

– Так ты действительно прочел эту книжку? – Гонсало намеренно не сказал «мою книгу» или «Ты меня читал?».

– Ага.

По правде говоря, Гонсало не выбросил в мусорное ведро ни одной фотографии и ничегошеньки не сжег. Через несколько дней после финальной ссоры Карла вошла в бывший чулан и провела там весь день, перетряхивая книги поочередно, чтобы собрать фотографии, на которых запечатлены она или ее сын. Поступила она так не из жестокости; просто ей казалось несправедливым, что снимки останутся у Гонсало. Фотки с изображениями Висенте, в одиночку или вместе с ней, она хранила в ящике стола, а те, на которых она одна или с Гонсало, складывала в мешок для мусора. А мешок положила в шкаф своей комнаты, как старое пальто, которое никогда не понадобится, потому что разонравилось и изношено, но все равно не хочется его никому отдавать. Получив книгу Гонсало, она раз десять прочла посвящение («Карле и Висенте») и не меньше двадцати – текст от руки («Ты никогда не узнаешь, до какой степени эта книга увидела свет благодаря тебе») и бросила ее в тот же мешок.

Так что Висенте читал не тот экземпляр «Парка Воспоминаний», о котором думал Гонсало. Три года назад, впервые заглянув в книжный магазин «Тяжелые Металлы», он просмотрел весь раздел поэзии и наткнулся на этот сборник, который не привлек его внимания. Полистал книжонку, побуждаемый тем же ненасытным любопытством, какое заставляло его знакомиться с любым сборником стихов. И даже не заметил посвящения, а если бы прочел его, то вряд ли решил бы, что Карла – это его мать, Висенте – он сам, а Рохелио Гонсалес – его бывший отчим.

На другой день после встречи в магазине Серхио Парра обшарил полки в поисках экземпляра «Парка Воспоминаний» и отдал его Висенте.

– Полагаю, ты читал книгу своего друга, – сказал он. – Она здесь уже много лет. Автор принес ее сам, как только опубликовал.

Висенте жадно пролистал книгу. Теперь-то он прочитал посвящение.

– Висенте – должно быть, я, а Карла – наверное, моя мать, – указал он на имена как-то по-детски и в то же время мрачновато.

Как будто при случайном появлении на телеэкране, Висенте почувствовал себя обманутым, использованным и ослепленным софитами.

– Он твой папа? – удивленно спросил Парра.

– Нет, бывший отчим.

– И ты ничего не знал про его книгу?

– Я даже не подозревал о ее существовании, – ответил Висенте, продолжая нетерпеливо листать страницы. – И зачем он подписался как Рохелио Гонсалес?

– Наверное, чтобы его не спутали с Гонсало Рохасом, – предположил Парра. – Многие Гонсало Рохасы используют псевдонимы. Дарю тебе эту книжку.

– А если найдется покупатель?

– Нет, никто ее не купит. К тому же дома у меня, кажется, есть еще один экземпляр.

– Так ты ее читал? Как тебе?

– Вряд ли сейчас точно припомню, но мне понравилось, – соврал Парра.

Или высказал частичную правду, потому что действительно мало что помнил. В свое время, за исключением нескольких стихотворений, остальные в этом сборнике показались ему незначительными и довольно претенциозными, и хотя общую идею он одобрил, но понял, что Гонсало не хватает дерзания. Вот почему Серхио Парра предпочел на всякий случай сказать Висенте, что книга вполне приличная.

Вечером, закрыв магазин, они прогуливались вместе. Висенте не проработал в заведении Парры и двух недель, но хозяин понял, что его новому сотруднику нужно выговориться. Они зашли в бар, Висенте заказал темного пива, а Парра – свое традиционное безалкогольное.

– Это пиво содержит алкоголь, – предупредил его молодой официант, ровесник Висенте.

– Как это? У вас нет безалкогольного? – спросил Парра.

– У нас много всякого пива, разных марок, однако все они содержат спирт, пива без алкоголя не бывает, – ответил официант, как бы объясняя, что наша планета круглая. – Но у нас есть любые соки и прохладительные напитки.

– Безалкогольное пиво существует уже много лет, – возмутился Парра.

– Сомневаюсь, что такое вообще возможно, сеньор, – спокойно повторил официант.

– Бывает ведь кофе без кофеина, – поспешил Висенте на помощь Парре.

– Ну ладно, – сказал тот, – раз здесь нет безалкогольного пива, пойдем куда-нибудь, где оно есть.

Они заняли столик в ресторане, в котором имелось-таки безалкогольное пиво, и Висенте тоже захотел его попробовать, но оно показалось ему ужасным, поэтому