– Я.

– Вы только посмотрите на нее! Какая хорошенькая! Просто куколка, а не дитя. А уж волосы какие!

Луз внимательно посмотрела на фотографию. Ту самую, которую она обнаружила в руке у бабушки, когда та умерла. Бабушка очень любила эту карточку. Высокая, стройная Марипоса с распущенными каштановыми волосами, ниспадающими шелковистой волной до самого пояса, держит на руках круглолицую пухленькую девочку, завернутую в белое кружевное одеяльце. Марипоса с умилением смотрит на дочь. После похорон Луз аккуратно вклеила фотографию обратно в альбом, осторожно вынув ее в то страшное утро из охладевших бабушкиных пальцев. Всякий раз, когда она рассматривала этот снимок, в ней вдруг просыпалась тоска по матери.

– Это твоя мама?

– Да.

– Она была у тебя красивой.

Луз нехотя улыбнулась:

– Все так говорят.

– Ты ее совсем не помнишь?

– Мне трудно сказать сейчас, мои ли это собственные детские воспоминания или это образ, какой сложился в моем воображении из маминых фотографий. Ну и, конечно, бабушка рассказывала.

– Как она умерла?

Луз растерянно смотрела на фотографию, не зная, что и ответить. Полнейший туман в голове! Кстати, всякий раз, когда она сама задавалась подобным вопросом, она чувствовала неприятную пустоту в желудке. Может быть, ее мать убили? Или она спрыгнула с обрыва? Действительно, что с ней произошло?

– Не знаю, – ответила она как есть едва слышно.

– Не знаешь? То есть ты даже не знаешь, от чего… от какой болезни умерла твоя мама? – Маргарет явно не собиралась проявлять деликатность. Наоборот, ее расспросы отличались напористостью и некоторой укоризной.

– Это не болезнь, – ответила Луз. – Это какой-то несчастный случай. В Мексике. Но подробностей я не знаю. – Луз помолчала секунду. Маргарет не прерывала ее. – Бабушка категорически отказывалась обсуждать со мной эту тему. Говорила, подобные разговоры ее убивают. Стоило мне задать ей самый невинный вопрос, и она тут же сильно расстраивалась и моментально уходила в себя, замыкалась. Мне не хотелось лишний раз ее огорчать, и потому я с раннего детства усвоила, что лучше ее ни о чем не расспрашивать. Вот потому ничего и не знаю о смерти мамы…

– У меня был дядя. Фил. Родной мамин брат. Он тоже умер. На все мои расспросы, как и почему он умер, мама всегда отвечала: «Это не твоего ума дело! Ступай играть на улицу!» Но я догадывалась, что родители что-то от меня скрывают. Какая-то семейная тайна стоит за его смертью. А потом, много лет спустя, я выяснила, что он покончил жизнь самоубийством.

Луз отшатнулась:

– Господи Иисусе! Не может быть!

– Все может быть. – Маргарет тронула Луз за рукав. – Я просто хочу сказать, что порой родители сознательно скрывают от своих детей правду, и неважно, какими причинами они при этом руководствуются. Но дети все равно чувствуют неладное. И если им вовремя не рассказать все как есть, они еще могут себе такого напридумывать… что гораздо, гораздо страшнее любой правды!

Луз молча кивнула, полностью соглашаясь.

– Неужели тебе самой не казалось странным то обстоятельство, что ты не знаешь никаких подробностей о смерти своей матери?

Луз уже приготовилась было выдать на автомате привычное «нет», но вовремя спохватилась. Сейчас она обязана быть честной. Это не просто досужий разговор, один из многих и с кем попало. Они едут в Мексику, она хочет знать о своей семье все, и как обойти молчанием ответ на вопрос, который касается ее матери, давшей ей жизнь?

– Многое казалось мне странным. Но потом я как-то привыкла, или так мне было проще… Хотя потом я даже поискала по Гуглу, несколько раз запускала в поисковик ее имя, но ничего внятного он мне не выдал. Несчастный случай произошел в какой-то глуши, в Мексике, так говорила бабушка. А получить достоверную информацию было практически невозможно.

– Пятилетней девочке газетные статьи о происшествии, разумеется, не нужны. Но неужели у тебя до сих пор не возникло сомнений насчет того, знала ли бабушка все подробности смерти своей дочери или нет?

«Ты много чего не знаешь о Марипосе».

– Знаешь, я иногда думаю, что бабушка не зря так рвалась в это путешествие. Видно, ей хотелось о многом поведать мне по дороге в Мексику. Незадолго до своей смерти она однажды сказала мне, что я многого не знаю о своей матери. Наверняка она собиралась рассказать мне все, что знала сама.

– Слишком все это как-то загадочно…

Луз нахмурилась и лишь пожала плечами:

– Как есть. А большего я и знать не желаю.

– Неужели ты не понимаешь? Не зная правды о близком тебе человеке, ты можешь не знать чего-то важного о себе самой!

Луз промолчала. Ей не хотелось продолжать разговор на эту тему. Она закрыла альбом и, сдвинув колени, обхватила их руками. Перед ее мысленным взором предстали все ее многочисленные родственники с фотографий.

– Интересно, какие еще гены гуляют во мне? – задумчиво проговорила она. – Смеется ли кто-нибудь из моих родственников так, как смеюсь я? Умет ли стряпать так, как стряпаю я?

Маргарет зевнула и поднялась с кровати. По пути в ванную она достала из комода чистое полотенце и уже на самом пороге, обернувшись, сказала:

– Надеюсь, завтра ты получишь ответы на все свои вопросы.

Поздно ночью разразилась гроза. Луз неподвижно лежала в кровати, вцепившись руками в край одеяла. Грозы она никогда не боялась, разве что только тогда, когда была еще совсем маленькая. Во всем она винила сейчас фотоальбом. Старые семейные фотографии разбередили ей душу, а разговор с Маргарет о скелетах в семейных шкафах снова пробудил в ней чувство одиночества и полнейшей неуверенности в завтрашнем дне.

Она лежала, тупо уставившись в потолок, прислушиваясь к раскатам грома. Отблески молний освещали комнату. Быть может, думала она, в ее непреодолимом желании отыскать родню кроется нечто большее, чем обычное чувство семейного долга? Просто ей захотелось узнать наконец, кто она и откуда пришла в эту жизнь. А еще ей страстно захотелось обрести семью и стать ее неотъемлемой частью.

Поскольку тетя Мария – единственная из известных ей родственников женщина, то ей и положено сопровождать Луз в горы, чтобы полюбоваться зрелищем слетевшихся на зимовку бабочек-данаид. Этому обычаю следовали поколения и поколения женщин из их рода и до нее. Но захочет ли этого тетя Мария? Осознает ли она свой долг по отношению к племяннице? Вдруг она разозлится, когда нежданно-негаданно увидит ее на пороге своего дома? Дескать, свалилась как снег на голову! Или, возможно, будет даже признательна за то, что Луз привезла ей прах ее матери? Но самое страшное, если она вообще не сумеет найти тетю Марию.

Раскаты грома звучали все ближе. Вдруг громыхнуло прямо над головой, и с такой силой, что в лампочках замигал свет. Луз слабо вскрикнула и, свернувшись калачиком, накрылась с головой одеялом. В детстве она тоже плакала во время грозы. Но стоило бабушке услышать ее плач, и она тут же приходила к ней в детскую, брала трясущуюся от страха Луз на руки и прижимала к своей груди. Луз зарывалась в ее мягкие груди, а бабушка гладила ее по спине, закручивала пряди волос за ушком и тихим убаюкивающим голосом начинала рассказывать очередную сказку. Например, о том, что у ацтеков были боги дождя и грома. И Луз постепенно успокаивалась, ловила каждое слово, которое эхом отдавалось в ее груди, чувствовала приятное тепло бабушкиных рук и забывала о том, что на дворе бушует гроза.