Она прополоскала чистой водой ведра, составила в угол швабры, метлы, развесила тряпки. Потом сняла грязный фартук, распустила волосы, стащив с них резинку. Теперь – время для сада. Крохотный сад, огороженный со всех сторон стенами, примыкал к дворику их жилого дома. Сад был для Марипосы ее убежищем и ее спасением. Владелец дома позволил ей разбить здесь цветник, чтобы она сама ухаживала за ним. Знакомые из обширной городской мексиканской общины, с кем она поддерживала дружеские отношения, помогли ей с обустройством участка. Мужчины натаскали плодородной земли и вскопали ее. В обмен добровольным помощникам были предложены консультации по садоводству. Марипоса охотно делилась со всеми не только знаниями, но и цветочной рассадой, которую выращивала из семян в разборной теплице. Но все затраты, как физические, так и материальные, того стоили, ибо сад стал для нее поистине всем на свете. Она вкладывала в него душу и отдыхала здесь.

За последние три года, минувшие с тех пор, как был завершен курс реабилитации, случались дни, когда на нее накатывало такое отчаяние, что свет был не мил. И никакого желания жить дальше. Вот как сейчас! В такие минуты полнейшей безысходности она всегда спешила в свой сад. Глубоко-глубоко погружала руки в мягкую землю и начинала медленно перебирать ее пальцами, растирать, вдыхать в себя ее ни с чем не сравнимый запах. И в этот момент она всегда ощущала незримую связь с неким глубинным источником, который, как она чувствовала, соединял ее с мирозданием. Помнится, мама всегда говорила, что стоит ей опуститься на колени в саду и начать возиться с землей, как она моментально ощущала прилив свежих сил и умиротворение. Для Эсперансы все было ясно: глубинный источник – это, конечно же, Бог, всепрощающий, милостивый и дарующий благодать. Но Марипоса давно утратила свою веру, что не мешало ей в глубине души признавать наличие некоей высшей силы. И вот она сотворила свой сад как храм, как жертвенный некий алтарь во имя высшей небесной власти. Каждый цветок, каждое крохотное семя, которое она опускала в землю, каждая бабочка, которую она выпускала на волю, – все это были ее молитвы. И они были такими же чистыми и невинными, как и те, что ребенком она шептала в церкви, зажигая свечу. Сегодня все ее подношения и молитвы были адресованы матери.

Весной в ее сад прилетали бабочки, а значит, думала она, какие-то слова из ее молитв были услышаны. Ведь бабочки, а в особенности данаиды, – вестницы божьи. Что вселяло в Марипосу хрупкую надежду: мама ушла в мир иной, зато бабочки сумеют сообщить ей обо всем происходящем. И скоро, очень скоро они снова встретятся, но уже в другой жизни.

Скрипнула железная калитка. Кто-то вошел в сад. Время предобеденное, многие жильцы дома спускаются в сад, чтобы просто поболтать или подышать свежим воздухом. Но сегодня Марипосе было нестерпимо слышать вокруг себя смех, обмен шутками. Горе заполнило ее без остатка, не оставив свободной клеточки. Она быстро собрала пакетики с семенами и приготовилась уходить.

– Марипоса!

Она вздрогнула, услышав голос. Сэм. Подняв глаза, она увидела его. Он стоял в противоположном от нее конце сада. Рубашка из плотного голубого шамбре с открытым воротом аккуратно заправлена в джинсы. Большая серебряная пряжка на ремне украшена какой-то национальной символикой древних индейских племен.

Она медленно поднялась с земли, чувствуя, как у нее занялось дыхание. Сэм был рядом с ней в самые первые минуты, когда ей сообщили о смерти мамы. И потом провел возле нее много часов. Это он привел ее тогда из сада обратно в дом и просидел допоздна, пока она не заснула. Сэм помог ей смыть грязь с рук, а потом сидел у ее изголовья молча, пока она, не в силах сдержать себя, плакала. Прошло два дня, и все это время они не виделись. Увидев его сейчас, Марипоса вдруг ощутила, что ей его не хватало.

Сэм приветливо улыбнулся ей и церемонно коснулся рукой полей шляпы в знак вежливого приветствия. Потом огляделся по сторонам и одобрительно причмокнул губами, после чего снова сосредоточил внимание на Марипосе.

– Красивый сад, – громко бросил он через все пространство, что разделяло их.

– Спасибо.

– Вы пропустили несколько занятий по верховой езде, – прокричал он громче, все еще стоя там, где стоял.

– Я не могла. А причину вы знаете.

– Но не знает Опал. Лошадка очень скучает без вас.

– Я тоже, – ответила Марипоса отрывисто, чувствуя, что еще немного, и она снова расплачется. Она прикусила губу. Внутри все горело огнем, словно открытая рана, которую пока не удалось залечить.

– Марипоса, вы подойдете ко мне? Или я иду к вам. Как-то неудобно кричать через весь сад.

– Сейчас иду. – Марипоса опомнилась и заторопилась навстречу, и даже срезала часть дорожки, обогнув клумбу, засаженную эхинацеей и астрами. Она остановилась на некотором расстоянии от Сэма, укрывшись в тени. К счастью, никого из жильцов во дворике не было. Можно поговорить без свидетелей.

Марипоса усталым движением смахнула пот со лба и только тут почувствовала, что и джинсы ее, и рубашка тоже успели пропитаться потом за время работы.

Сэм в несколько шагов преодолел расстояние, разделявшее их.

– Ну, как вы тут?

Волнуется, переживает за нее, мелькнуло в голове, и Марипоса бросила на него благодарственный взгляд. Какое-то безмятежное спокойствие нисходит на нее всякий раз, когда она смотрит в эти темные глаза.

– Я боюсь.

– Чего?

– Того, что не справлюсь с собой. Все это так тяжело…

– Смерть любимого человека – это всегда один из самых сильных ударов, что припасает для нас судьба. – Голос Сэма был спокойным, даже бесстрастным. – Но все мы должны быть готовы к тому, что в один прекрасный день нам придется столкнуться со смертью.

– Не знаю, получится ли у меня. Пока у меня такое чувство, будто я повисла над пропастью. Сколь долго смогу удержаться… Держусь за волосок…

– Но у него есть имя?

Марипоса вздохнула:

– Луз. Только то обстоятельство, что она едет сюда, что она на пути в Сан-Антонио, мчится на полной скорости в своей машине, удерживает меня от того, чтобы взять, бросить все и бежать прочь куда глаза глядят.

– Слава богу, что хоть что-то еще удерживает вас.

Марипоса обхватила себя руками и молча кивнула.

– Между тем, – Сэм положил руку ей на плечо, – вы по-прежнему не одна. Я с вами. И Опал тоже. А совсем скоро рядом с вами будет и ваша дочь.

– Я так мечтала о встрече с матерью…

– Знаю.

Сэм подавил тяжелый вздох.

Марипоса резко смахнула слезы с лица. Как же она себя ненавидит, что не может с собой совладать.

– Луз думает, что меня нет в живых. Возможно, так-то оно и к лучшему. Она не знает меня. Не любит. Может быть, мне и правда лучше исчезнуть? Притвориться мертвой?

– Неужели вы действительно хотите этого?