— Мы последовали за ней. Я часто жалею об этом. В конце концов, мне-то какое дело? Я была просто подругой Веры, которая привезла ее в дом. Мне следовало уехать, и я сама не понимаю, почему осталась. Причем это нельзя назвать нездоровым любопытством — с меня хватило уже выслушанных откровений и излияний. Наверное, мне казалось, что я не должна бросать Веру здесь, в доме ее врагов — ведь они все были ее врагами, правда? Вплоть до Джун Пул, любимицы Иден.

Я не осмеливалась смотреть на отца, а он на меня… Это странно и глупо, но отец сделал краеугольным камнем своей жизни идеализацию женственности в семье Лонгли, воплощением которой стала сначала его мать, а затем сестры. Подобно большинству идеализаций, она опиралась на иллюзию, и со стороны отца было очень глупо приносить ей в жертву свой брак и выставлять себя на посмешище, приписывая сестрам качества, которыми они не только не обладали, но которые явно противоречили их истинным характерам. Но как мне его было жалко! Теперь отец лишился этой опоры, и его мир стал другим. Ему даже пришлось изменить отношение к жене и дочери, потому что до сих пор он смотрел на них через очки Лонгли, одним стеклом которых была Вера, а другим Иден. Отец все время сравнивал жену и дочь с сестрами, подчеркивая разницу. Что касается моей матери, тут следует отдать ей должное — после убийства и ареста Веры она не позволила себе ни одного худого слова в адрес сестер, а если и говорила о них, то всегда с жалостью. Но при всем том она превратилась в немногословную женщину.

Джози рассказала нам остальное. Дошла до конца и умолкла. Джейми был наверху, в своей комнате. Он уже вырос из детской, таким большим мальчикам детская не нужна, но эти две женщины, каждая по-своему, не давали ему взрослеть. Чудесная комната, вспоминала Джози. Конечно, она не была там раньше, не видела обои с картинками из сказок и ковер с листьями плюща. Новый ковер был светло-бежевым, а мебель — белой. По фризу вдоль стен среди голубых волн и чаек плыли яхты. На стенах висели репродукции: «Детство Роли»,[76]лошади Стаббса[77]и «Последний рейс корабля „Отважный“».[78]

День выдался теплым, но на дворе все же стоял апрель, и поэтому в камине горел огонь, отгороженный решеткой. В дальнем углу Джун Пул складывала белье. Джейми стоял на бело-голубом коврике перед камином, а Вера опустилась перед ним на колени. У Джози сложилось впечатление, что мальчик ничем не был занят, вообще ничего не делал, а просто сидел или стоял, ошеломленный бурными событиями. Они ворвались в комнату — Иден, Тони, Джози, а также миссис Кинг, хотя в тот момент никто не знал, почему она к ним присоединилась.

— «Если ты отсюда не уйдешь, — сказала Иден, — придется вывести тебя силой». Она посмотрела на миссис Кинг и Джун. Миссис Кинг не сдвинулась с места, но Джун отложила наволочку, которую держала в руках, и направилась к нам. Как мне показалось, вид у нее был угрожающим. «Иден, это нужно прекратить», — сказал Тони, и она ответила: «Полностью с тобой согласна. Что я и делаю». Потом протянула руки, чтобы взять Джейми.

Теперь я лучше приведу отрывок из стенограммы. Как бы то ни было, это официальная версия, и свидетельства Джози в суде на шесть месяцев предваряют ее рассказ нам.

Адвокат: Что произошло потом, миссис Кембас?

Миссис Кембас: У миссис Хильярд в руке появился нож.

Адвокат: Что вы имеете в виду? Она откуда-то взяла нож? Принесла с собой?

Миссис Кембас: Наверное, принесла с собой. Она достала его из своей сумки. Это был длинный кухонный нож.

[Миссис Кембас показывают нож, вещественное доказательство В.]

Адвокат: Этот нож?

Миссис Кембас: Точно такой же, да.

Адвокат: Вы раньше его видели?

Миссис Кембас: Я должна отвечать на этот вопрос?

Судья Ламберт: Вы обязаны ответить адвокату.

Миссис Кембас: Тогда да, я его видела.

Адвокат: Где?

Миссис Кембас: На кухне миссис Хильярд. Она резала им овощи. Я видела, как она точила его на камне.

Адвокат: Значит, миссис Хильярд достала нож из сумки. И что произошло?

Миссис Кембас: Миссис Хильярд бросилась с ножом на миссис Пирмейн. Кто-то схватил мальчика… миссис Кинг, да, я думаю, это была миссис Кинг. Она схватила мальчика и вывела из комнаты. Мистер Пирмейн пытался остановить миссис Хильярд. Она ударила его ножом в руку, правую руку. Потом напала на миссис Пирмейн, ранила в шею и в грудь. Было много крови, везде. Миссис Пирмейн вскрикнула и упала, опустилась на четвереньки — из нее хлестала кровь.

Кровь залила голубые стены, яхты, морские волны и чаек. Иден вырвало кровью, и потом она умерла. Упала замертво на коврик перед камином. Вера направила нож на себя, но ее остановила Джун Пул, схватив за руки, а потом связав поясом своего платья.

Вместо истории Веры Дэниел Стюарт расследует случай в Кирби-Тейстон, связав убийство Санни Дарем с исчезновением Кэтлин Марч. Это будет абсолютно другой взгляд на события в свете новых свидетельств, которые он обнаружил, изучая нашу семью. Стюарт получит возможность использовать многое из того, что я ему рассказала, когда будет писать о роли Веры Хильярд. Думаю, он рад, даже счастлив и испытывает облегчение, избавившись от запутанных отношений Лонгли и Хильярдов. Так что я оказалась права — хотя в тот момент не была абсолютно уверена, — когда говорила Фрэнсису, что история его матери никогда не будет написана.

Стенограмму судебного заседания я уничтожила, дважды прочитав ее. В один из дождливых дней или одиноких вечеров нездоровое любопытство может вернуть меня к этим листкам, а я не хочу, чтобы мне напоминали о страданиях бедной Веры или, косвенно, о моих собственных неудачах, о первом браке и плохих оценках на выпускных экзаменах, которые стали результатом страха, что дурная слава Веры будет преследовать меня всю жизнь. В двадцать два года благоразумия у меня было не больше, чем здравого смысла у дочери Фрэнсиса Элизабет, которая убеждена, что в девяностых годах двадцатого века имя Веры Хильярд может вызвать какие-то чувства, кроме безразличия. В отсутствие каминов и печек я отдала стенограмму мужу, который скормил это необычайно захватывающее и экзотическое блюдо измельчителю бумаг у себя в офисе.

Как обвиняемая в убийстве, Вера не была обязана давать показания в суде, и она их не давала. Возможно, адвокат защиты убедил ее молчать, понимая, что любые ее слова только ухудшат дело, или самой Вере было нечего сказать в свою защиту. Джози рассказала нам о ее глубокой апатии, о том, что, когда она навещала Веру в тюрьме, та ушла в себя, погрузилась в молчание — похоже на так называемую «реакцию бегства». Я уверена, что Вера хотела умереть. Альтернативой было длительное тюремное заключение и годы страданий, когда она будет знать, что Джейми отдан совсем не в любящие руки. Адвокат, конечно, пытался ее защищать. Она хотела лишь напугать, ранить сестру. Но, впав в неистовство, наносила удар за ударом…