медленно затвердевала обратно, но уже в преобразованном, оскверненном виде. Приобретала стеклянистый блеск и остроту, превращаясь в море щербатого оникса со множеством острых выступов и граней.

Деревья, попавшие в зону действия растекающейся кляксы, скрючивались, чернели, теряли листву, становясь жалким остовом самих себя, мачтами тонущих кораблей. И они действительно тонули, медленно погружались в студенистую жидкость, кренясь при этом в разные стороны.

Почва подо мною успела полностью кристаллизоваться, и теперь ощущение было таким, словно мне в кровать насыпали битого стекла. Острые осколки впивались в спину, и я чувствовал, как из многочисленных порезов начинает сочиться кровь. Просто подняться без получения ранений разной степени тяжести не удалось — спину, руки и ноги расчертили кровавые полосы.

Я вновь был гол, словно попал в очередной сон, хотя не сон — кошмар. В босые ступни впивались десятки острых игл, и мне никак не удавалось нормально распределить свой вес и удачно выбрать положение чтоб не получать повреждения просто стоя на земле.

Экспансия нефтяной скверны прервалась метрах в тридцати от моего логова, превратив окрестности в некое подобие кладбища затонувших кораблей; деревья не успевали полностью погрузиться в твердеющий оникс, торчали из него как сюрреалистические мачты кораблей-призраков. С обратной стороны к границе поражённой зоны подступал серый слегка светящийся туман, стекался и плотнел, лишая возможности видеть окрестности.

Небеса при этом налились чернильно-бархатной темнотой. В них царила непроглядная темень, словно я попал внутрь пустой коробки, но при этом откуда-то сверху лился призрачный свет, заставляя ониксовую почву блестеть и искриться.

Из вещей у меня остались только браслеты — одежда и лук пропали. Вход в пещеру тоже пропал, его залила затвердевшая жижа, превратив заодно весь склон в ониксовый монолит. Ступни как-то притерлись к поверхности, ощущение впивающихся в них стеклянных осколков пропало, осталось лишь легкое покалывание, словно я стоял на стекловате.

Надо было выбираться отсюда, трудностей с перемещением, когда надо было не столько идти, сколько хотеть идти, вроде бы не возникало. Попробую добраться до пелены тумана и посмотрю, что за ней. Если я попал в некое подобие сна, то ониксовая его часть явно была враждебна мне, агрессивно воздействовала на мое состояние, пыталась разрушить меня или как минимум усложнить существование. За туман осквернение почвы вроде не пошло, значит там хотя бы стоять будет не больно, но возможно начнутся другие проблемы, например удушье.

Как только я сделал первый шаг в направлении тумана, послышался басовой гул, низкий и неживой. Он словно голос одинокого горлового певца раскатился по округе. Оникс откликнулся, отреагировал на голос, стал мелко-мелко, едва заметно подрагивать. Вновь усилились болезненные ощущения в стопах. В тумане на границе поражённой зоны стали проскакивать белые сполохи, словно искорки по наэлектризованной кошке.

С телом сверххищника начались жутковатые перемены. Дым, которым он струился после моего обстрела, словно бы стал жидким и вязким, он по-прежнему поднимался вверх, но теперь делал это медленно, претерпевая по ходу подъема метаморфозы, на подобие тех, что претерпевает вода в невесомости. Рваные раны на его теле наполнились жидкостью, потеряли глубину и восстановили, словно бы «выгнули», повреждения обратно. Остальное тело со стеклянным нутряным звуком начало кристаллизовываться, становясь непрозрачным подобием почвы. Стыки конечностей потекли мглистым туманом, таким же туманом становились шипы на гриве, делая ее визуально более мягкой и шелковистой, как после просмотра рекламы шампуня хэдэншолдерс. Происходившие с мертвым давеча телом изменения ничего хорошего мне не предвещали. Вероятно, ониксовая скверна действует на него не в пример благоприятнее, чем на меня, а горловой гул, по всей видимости еще и лечит. К гадалке не ходи — наша битва еще не закончилась, а может как раз только и начинается. Вероятно, это существо действительно было неким драконом, раз вокруг происходит такая мистика…

К первому звуку-голосу присоединился второй, такой же мерзкий и замогильный, но звучащий в другой тональности. В теле зверя начала разгораться алая искра, словно тлеющий уголек, раздуваемый ветром, и его тело скрючило судорогами. Искра выглядела сверхъестественно даже на фоне всего происходящего — она словно находилась где-то в глубине тела, но при этом как-то умудрялась просвечиваться сквозь него, вызывая разлад в восприятии и вообще в сознании. Сила судорог, сотрясающих дракона, увеличивала интенсивность, но уменьшала амплитуду, тело теперь словно дергалось само в себя.

Третий голос присоединился к хору замогильщиков, и вибрирующий хищник стал проваливаться, погружаться в почву, а у меня в левом верхнем углу появился таймер и повел неспешный обратный отсчет. Активизировавшаяся часть интерфейса с одной стороны порадовала — значит есть он, и даже в кошмаре может проявиться, с другой стороны удручила — мое время на исходе. Цифры в этот раз были черными, словно тени самих себя прежних, что только прибавило и без того переливающегося через край драматизма всей этой ситуации.

Когда мечущееся в судорогах тело монстра полностью утонуло в ониксе, раздался четвертый голос, и таймер слегка ускорил свой роковой бег.

Итак, умирающий дракон как-то сумел затащить меня в свой кошмар. Хотя кошмаром происходящее было как раз для меня, а не для него, ведь здесь у меня не было главного, одежды. Ну и так, еще по мелочи: ульты, боевого тела, заряда огня, лука, рогатины и времени на «подумать». Почему одежда главное? Ну не знаю, зачем-то же ее с меня снимают, значит есть в ней сила. Вот, например, я русалок видел совершенно голыми, или все-таки совершенными и голыми?.. Как бы там ни было, видел их такими именно я, то есть мое подсознание или что там у людей во сне, облачало их в эти формы. Полагаю, что я был во сне голым по той же причине — таким меня видели и отоблачали русалки. Если бы я мог сам задать свою форму во сне, то, скорее всего получил бы над ним власть. Как тот же Фредди Крюгер. И победа над драконом во сне превратилась бы в избиение младенца, он действительно бы попал в кошмар, как кур во щи. Я так думаю.

Пока же в жир ногами встрял я. С самого начала этой истории меня не покидало стойкое ощущение, что меня сейчас будут бить, поэтому я затравленно озирался по сторонам, ожидая нападения с любой из них, особенно с низу. И оказался-таки прав, в толще оникса появилась тень и пошла на стремительное сближение с поверхностью.

Чтобы уйти с линии контакта, я побежал в сторону, обратив при этом внимание на то, что на браслете загорается желтая точка. И чем дольше я бежал, тем сильнее