Я вышла, замотанная в полотенце, – на постели был уже полный порядок, он сидел и курил.

– Вот она, наконец-то! Ну, иди-ка сюда, проверяй.

– Спасибо, ты гений.

– Одиннадцать минут. Я засекал.

Кроме моих склянок в ванной, все было собрано. Осталось только переодеться и уйти отсюда навсегда. Мне вдруг стало жаль покидать эту комнату и, вообще, что все кончилось. Я села на кровать рядом с ним.

– Что-то не так?

– Да нет, все нормально. Просто уезжать почему-то не хочется. Вчера еще мечтала покинуть эту страну, а сейчас – грустно.

Он посмотрел на меня. Толкнул плечом.

– Провоцируешь?

– В смысле?

– В прямом, – сказал он и потянул за край полотенца.

Опрокинул меня навзничь, головой я уперлась во что-то жесткое. Ручка чемодана.

Сквозь сердцебиение я расслышала телефон. Мой телефон.

Я дотянулась рукой до сумки. Его голова на моем животе…

– Не подходи, – прошептал он.

Мама. Я совсем забыла!

– Аленушка! Дочка! Ты где? Ты слышишь меня?

– Да, да, мама, это я! Все в порядке, я тебя слышу.

– Что там у тебя происходит? Почему ты не звонишь матери? Что случилось? Ты в аэропорту?!

Он приподнялся на локтях и смотрел на меня. Мама была последним человеком, с которым удобно разговаривать в такой позе.

– Все в порядке, мам. Небольшие проблемы были с самолетами. Рейсы перегружены. Много русских во Франции.

– Алена, тут у нас новости, там русских арестовывают, гонения. Срочно домой!

– Мама, вылечу сегодня, – я посмотрела на Сашу.

– Скажи, утром, часов в 8. Может, раньше, не знаю пока, – шепнул он.

– Мам, днем уже в Москве буду, не волнуйся.

– Твой отец, конечно, не беспокоится, а мать с ума сходит! Я уже все передумала – что ты в аварию попала, что, не дай бог, арестовали на тусовках ваших гламурных…

Мама из десяти возможных выбила десять. Точно в цель.

– Мам, все в порядке уже, не волнуйся. Не могу больше говорить, неудобно. Люди рядом.

– Совсем рядом! – сказал он громко.

– Ты с кем там разговариваешь? Алена, ты с кем-то познакомилась? Аленушка, будь осторожна, потому что сейчас очень опасно во Франции! Много аферистов везде, подумают, что ты «новая русская»…

– Хорошо, мам. Пока, мам. Скоро буду.

Она еще что-то говорила, но я нажала кнопку. Иначе ее не остановить.

– Я забыла ей перезвонить. Представляешь, она думала, что я в аварию попала.

– Я кое-что слышал. Моя такая же почти. Не понимает, что говорит. А когда из новостей что-то узнает… Вот как про эту аварию услышит, я представляю, что будет…

– Так позвони ей срочно!

– Думаешь? Что, прямо сейчас? – сказал он, оглядев меня. Но что-то ушло. Надо ехать. Нечего сейчас продолжать. Потому что лучше, чем было, сейчас уже не будет. Стоит только кому-нибудь третьему постучаться к двоим, ток пропадает. И нужно время, чтобы восстановить напряжение. Времени у нас не было. А я не хотела снижения истории на уровень – случайно, между делом, перед вылетом.

– Конечно! Срочно звони! Давай, а я пока оденусь.

Я вытолкала его из спальни, закрыла дверь.

Быстро натянула джинсы, свитер, плащ. Теперь все. Совсем все.

Он заглянул:

– Готова?

– Да. Маме позвонил?

Он не ответил.

– Давай посидим на дорожку, – предложила я.

Может, не надо было его останавливать? Он сел рядом, уставился в пол. Другой, чужой. И я другая. Как будто прочитав мои мысли, он взял меня за руку. Минуту или две мы сидели молча.

– Ну… – сказал он, поднимаясь. Я тоже вскочила.

Мы обнялись, как будто прощались здесь.

– Алена…

– Что?

– Спасибо тебе.

– Ты это говорил уже. И тебе спасибо.

– Нет, мне не за что. А тебе спасибо. Ты для меня… Ты друг, понимаешь? Я никогда не умел дружить с женщинами, а с тобой получается. Знаешь, что это значит?

Я друг? Друг?!

– Это называется дружить? – я отодвинулась от него.

– Нет, ты не так поняла. И дружить с тобой я тоже могу. Это очень важно, иногда важнее, чем… все остальное. Ну ладно, поехали, да?

Я была разочарована. Не то чтобы я ждала от него важных, установочных слов о том, что теперь все это значит, как будет продолжаться и на каком месте мы сейчас. Но про дружбу я точно не хотела услышать. Не знаю, стала ли бы я кому-нибудь помогать так же, да хоть Светке… Нет, были вещи, которые я для Светки не сделала бы. Например, не стала бы скрывать про Настю… Про нее я не вспоминала уже несколько часов. Кстати, и он тоже ничего не говорил.

– Слушай, а где Настя? – спросила я.

– Да сидит тут недалеко. Сейчас увидишь ее.

Мы ехали молча, быстро и как-то грустно. Даже без музыки.

Я все думала о нас. Я уже забыла про аварию, про все ужасы вчерашнего дня. Остался только разговор на берегу в машине и все, что было потом…

Снова телефон. Его.

– Да, так плохо? В Марсель? Почему? Когда? Да, готовьте документы. Я уже еду! Сейчас отправлю девочек и приеду. Да, все!

Он кинул телефон в раздражении.

– Аркадия надо везти в Марсель. В клинику другую. Состояние очень тяжелое, срочно операция нужна. Сейчас вас с Настей отправлю и – к нему.

– С Настей?

– Ну да. Еще не знаю, что она там выкидывает. Но вроде сказали, госпитализации не нужно. В Москве там разберутся. Отсюда ее надо вытащить.

Он думал про нее, опять про нее.

Мы свернули по указателю «Antibes». По улочкам мимо заборов, вверх, вниз. Остановились у ворот. Он на что-то нажал – ворота открылись, мы въехали на дорожку. Деревья, темно… Большой современный дом – во всяком случае, я разглядела острые углы – стекло, бетон… Никакой французской недосказанности – все очень конкретно. Рядом с домом – бассейн.

Мы остановились возле двери.

– Что это за дом? – спросила я.

Он ничего не ответил. А я почему-то не стала настаивать.

Саша нажал комбинацию на пульте с цифрами. Замок внутри щелкнул.

В помещении было темно. Размер угадывался по бликам, которые отражали зеркала и картины. Всюду стекло, какие-то цветы, удушающий их запах делал темноту еще более плотной. Мы поднимались по лестнице, свет включался на секунду, озаряя путь. Современные яркие картины (непохоже что-то на русский авангард, или я не понимаю в искусстве?), белые стены. В проеме горел яркий свет. В него мы и вошли.