Он кивнул:

– Естественное желание, сэр Ричард. Правда… – Он замялся, рассматривая меня со всем вниманием.

– Что, Ваше Величество? – спросил я настороженно.

– А где заверения в желании железом и кровью укрепить Армландию и продолжить завоевания?

Я отмахнулся как можно небрежнее:

– Ах, Ваше Величество, что упоминать о таких пустяках? Надо будет, прибегнем и к силовым вариантам. Но гораздо важнее укрепить экономическую составляющую.

Эбервиль молча поглядывал то на короля, то на меня, но помалкивал. Пока разговор течет плавно, затычка не требуется.

Король улыбнулся:

– Пустяки? Странно слышать такое от полного сил рыцаря, чьи размеры просто поражают. Да и то, как вы проехали через Орочий Лес…

– В одиночку, – подсказал сэр Эбервиль.

– Да-да, в одиночку, – повторил король. – Мне уже сказали, что ваш конь… гм…

– Непрост, – подсказал Эбервиль.

– Да-да, – снова повторил король, – очень непрост. Мне сказали, что он, возможно, из Древних Коней, а они, считалось, исчезли. Адский Пес тоже служит вам… Что еще нужно для молодого героя, как не совершать подвиги?

– Да я такой герой, – признался я, – что очень хорош на мягком диване.

Они засмеялись, король предположил:

– Тогда… женщины? Я покачал головой:

– Это радости простолюдина.

А Эбервиль сказал многозначительно:

– Это же сэр Ричард, Ваше Величество!

– Да-да, – сказал король, словно вспомнив нечто важное. – Помню-помню. Сэр Ричард, я слышал, что вы весьма строги в отношении женщин. И вообще в вопросах брака.

Когда это он такое слышал, мелькнуло у меня ошарашенное. Впервые же видит, а в Армландии я появился недавно. Обо мне слухи не прошли даже по моим территориям, а уж чтоб за пределы…

– В каком смысле? – спросил я настороженно.

– Обычно, – произнес он с понимающей улыбкой, – у правителя настолько велик выбор невест, что либо не может устоять перед соблазном легкой и доступной похоти, либо использует свои возможности как способ укрепить свое положение. Редкий король в нашем мире имеет одну жену… Или был женат лишь однажды.

Мозг мой разогрелся, стараясь в кратчайший срок решить загадку: король что-то обо мне знает! Но – как, откуда? Сейчас смотрит на меня так, словно видит насквозь. И знает, что я все еще не женат. А в нашем мире это не только неестественно, но даже как бы предосудительно, ибо Господь велел плодиться и размножаться. А кто этого не делает, как бы вне Божьего промысла.

В свое время, приняв слова Завета слишком буквально, Соломон и князь Владимир имели по девятьсот с чем-то жен. Это язычники, что с них взять, но и христианские государи, начиная с Карла Великого, который за короткий период времени сменил шесть жен, с каждой приобретая какие-то области стратегического значения, пользовались женитьбой, как средством приращения земель без войн.

Но важнее иное страшное событие: однажды по Европе прокатилась ужасающая Тридцатилетняя война… Ага, память услужливо подсказывает даже дату: с тысяча шестьсот восемнадцатого по тысяча шестьсот сорок восьмой год, когда Европа буквально опустела. Поля заросли сорной травой, потом кустарником и лесом, в пыль обратились не только села, но и почти все города. И тогда во многих немецких землях католическая и протестантская церкви разрешили уцелевшим многоженство сроком на пятнадцать лет для восполнения населения.

Нет, подсказала память, не просто опустошительная война, что обескровила Европу, но и ужасающая по размаху чума. Вместе они едва не уничтожили всю европейскую цивилизацию. И если бы не это мудрое отступление от христианских заповедей моногамии…

Кстати, хотя папа изначально ограничил действие закона пятнадцатью годами, но этот период длился дольше, а в отдельных землях, где ощущался недостаток народонаселения, растянулся почти на столетие. Вообще христианство демонстрирует поразительную практичность: в нем нет той красивой глупости вроде римской «Да свершится правосудие, пусть даже погибнет мир!». Нет уж, этот мир создан Господом, его надо хранить и беречь, как и человека, кстати. Его тоже создал Господь, если кто забыл.

И вообще обычай тетравленда возник по той же необходимости общества: при всех войнах и конфликтах женщин должны спасать первыми, как с тонущего корабля. Если в сражении погибает муж, то жена автоматически переходит к победителю. На нее может заявить права младший брат погибшего, но правообладателем на вдову является победитель: может отдать, а может и оставить себе. Закон больше на стороне убийцы мужа, хотя никто его так не называет, и опять же чистый прагматизм просматривается в каждом слове закона о тетравленде: победитель явно сильнее, могущественнее и потому лучше позаботится о потерявшей мужа женщине. А если у женщины появятся от него дети, то это будут более сильные и более здоровые дети.

Вошли слуги, неслышно ступая, расставили на столе золотые кубки, чаши и сласти на широком блюде. Я уже совладал с собой: придет время – разберемся, что именно и откуда обо мне здесь знают так много, взял в руку кубок и оглядел его со всех сторон с восхищенной улыбкой на лице, чтобы сделать королю приятное.

Он все еще наблюдал за мной с доброй понимающей улыбкой. Я поколебался, но король выглядит человеком не только в годах, но и кое-что приобретшим за эти прожитые годы, я опустил кубок на стол и прямо взглянул королю в глаза.

– Очень изящная работа… В вашем королевстве живут искусные ювелиры, Ваше Величество… Да, сердце требует одной женщины, чувства – многих, тщеславие – всех. Но я не настолько тщеславен, Ваше Величество. Пытаясь охватить всех женщин, можно запустить все дела гроссграфьи. А я, говоря честно, свое гроссграфство ставлю выше обладания женщинами.

– Но вы же… Я кивнул:

– Да, вы правы. Это я отвечаю на ваш немой вопрос. Две-три жены для нормального мужчины – это совсем немного.

Он развел руками:

– Гм, ну если так…

– И в то же время, – уточнил я, – коррективы вносит мое… гм… паладинство.

Его лицо посуровело, глаза чуть сузились. Мне на миг почудилось, что смотрит враждебно, но сообразил, что король просто рассматривает меня по-новому, стараясь увидеть во мне ту паладинность, которой отличаемся от просто рыцарей, которые сами по себе соль земли.

– Для меня, – сказал я, – как в той песне, что поют в моем королевстве: сначала думай о Родине, потом – о себе. Паладин думает сперва о Боге, а о бабах – потом. Хотя, понятно, любой нормальный мужчина думает не только сперва о бабах, но и все время о бабах.

Он чуть улыбнулся уголком губ, но глаза оставались серьезными. Теперь мне почудилось, что смотрит с некоторой печалью.

– Государи, – произнес он с сочувствием, – не только о бабах. А если о бабах, то обязательно прикидывают: что это даст королевству – новые земли, союз или доступ к новым источникам сбыта.