Он не торопясь выбрал удобную позицию: стоя под прикрытием контрфорса, он видел перед собой длинный прямой участок коридора, имея за спиной боковой проход, в котором можно было скрыться.

Вскоре коридор залил белый электрический свет, и Слепой, сделав шаг из укрытия, двумя точными выстрелами погасил прожектора.

Когда пальба в коридоре прекратилась, Глеб тенью проскользнул мимо оставшихся в живых омоновцев, преодолев искушение перестрелять и их, и через полчаса выбрался на поверхность. Засады на выходе не было, что немало его позабавило: противник по-прежнему непоколебимо верил в мощь своих штурмовых отрядов, совершенно не желая учиться на собственных ошибках. Он взял такси возле универсама и за десять минут добрался до платной стоянки, на которой вторую неделю дожидался его потрепанный «шевроле-люмина» непрезентабельного зеленого цвета. Когда он шел к машине, под ногами хлюпала слякоть – весна пока еще не перешла в победоносное наступление, но уже засылала в город диверсантов, так что от сугробов, всю зиму громоздившихся на газонах, почти ничего не осталось. Слепой шел, не разбирая дороги – ноги все равно были мокрыми после того, как под землей он прошагал два километра по ледяной воде взятой в бетонную трубу речки.

Замок дверцы заедало, и Глебу пришлось крепко ударить по нему кулаком, чтобы дверца открылась.

Дешевые десяти-пятнадцатилетние машины раздражали его: все они находились в стадии полураспада.

Вся страна постепенно превращалась в бескрайнюю автомобильную свалку, но все эти дребезжащие самоходные старцы были собраны на совесть и служили неплохим подтверждением старого тезиса о том, что автомобиль не роскошь, а средство передвижения. Усевшись за руль своего средства передвижения, Слепой запустил двигатель и сразу же включил печку – в машине было холодно так, как бывает только в долго простоявшей на морозе машине, и нигде больше. Движок, хоть и старый, завелся сразу же и заурчал ровно и деловито. Печка погнала в салон сначала теплый, а потом и горячий воздух, и Глеб, откинувшись на спинку сиденья, закурил, ожидая, когда прогреется двигатель.

Под лобовым стеклом болтался на шнурке веселый мохнатый чертик, забытый прежним хозяином.

Надо полагать, это сомнительное украшение было подвешено здесь, чтобы приносить удачу. Слепой пожал плечами и оборвал шнурок – он не любил, когда во время движения перед глазами что-то мельтешило. Он вообще не любил посторонних предметов в салоне автомобиля, а манию украшательства, бушевавшую некогда на бескрайних просторах великой страны, полагал специфической формой всеобщего умопомешательства. Мания эта, пережив некоторые трансформации, в вялотекущей форме существовала до сих пор, о чем яснее всяких слов говорил зажатый в его ладони чертик.

Глеб опустил стекло, выбросил чертика за окно и включил фары. Только теперь он заметил, что снова пошел снег – крупные, словно бутафорские, пушистые хлопья медленно вальсировали в свете фар, бесшумно ложась в раскисшее месиво, сплошным слоем покрывавшее асфальт. Была середина марта, но зима не собиралась сдаваться без боя – так же, как и Глеб Сиверов. Слепой криво улыбнулся – аналогия получилась неудачная, и продолжать ее не стоило. Зима была обречена на поражение, и то, что очень скоро она вновь вернется на московские улицы, для Глеба ничего не меняло: если он погибнет сейчас, то не вернется вместе со снегом и не взойдет с травой. В траве и деревьях наверняка продолжит существование частичка его тела, но не личности, и новый оборот земного шара вокруг дающей ему свет и тепло звезды не возродит наскочившего на пулю Глеба Петровича Сиверова… Или возродит? Хорошо бы, кабы так. Может быть, новый Сиверов будет чуточку умнее?

Он покачал головой, отгоняя посторонние мысли, как назойливых мух, вдавил сигарету в пепельницу под приборным щитком, пошарил рукой в поисках ручки настройки приемника, вспомнил, что здесь его нет, и вывел автомобиль со стоянки.

Глеб посмотрел на хронометр. Скорее всего, Забродов уже пьет коньяк у себя дома, потирая руки и подсчитывая, сколько ему отвалят за голову Слепого. Вероятность того, что он все еще не выбрался из катакомб, была очень мала, но она существовала, и, если Глеб не хотел упустить шанс быстро закончить это дело, ему следовало поторапливаться. Он уже прикинул, через какой вход бородатый диггер провел Забродова в лабиринт. Вряд ли он пойдет другой дорогой.

Слепой очень надеялся на то, что у Забродова достанет ума не попасть под случайную пулю, выпущенную каким-нибудь нервным омоновцем – он хотел прикончить своего бывшего инструктора лично, чтобы посмотреть, как тот умирает, и убедиться в его смерти. То, что сделал с ним Забродов, было последним наиболее убедительным уроком, окончательно уверившим его в том, о чем раньше он только догадывался: верить нельзя никому вообще, и, если ты хочешь выжить, необходимо всегда стрелять первым.

Он проскочил перекресток на желтый сигнал светофора и на следующем перекрестке свернул налево, автоматически отметив, что ничего похожего на слежку позади не усматривается. В общем-то, это было в порядке вещей: скорее всего, его все еще искали внизу. Возможно, в данный момент охотники пробирались по вонючим канализационным трубам прямо у него под ногами, отделенные от своей ускользнувшей добычи многометровым слоем асфальта, брусчатки, битого кирпича и земли, светя своими бесполезными прожекторами и пугливо озираясь по сторонам. В общем-то, Глеба мало интересовало то, чем они там занимаются, но сознавать, что они опять остались с носом, было приятно.

Он едва не проглядел запорошенный снегом армейский «лендровер», припаркованный у тротуара на противоположной стороне улицы. Машина была все та же, только номера сменились на новые, да цвет стал немного темнее – видно было, что кузов перекрашивали. Поначалу Глеб даже не поверил своим глазам, но машина была, несомненно, именно та – вряд ли кто-нибудь еще, кроме Забродова, стал бы столько времени поддерживать в рабочем состоянии этого видавшего виды ветерана. Слепой подумал, что Забродов очень неплохо устроился в жизни, раз может позволить себе такие долгосрочные и дорогостоящие причуды.

Он развернулся посреди тихой улочки и припарковал свою «люмину» перед «лендровером». Теперь оставалось только ждать. Даже если Забродов выбрался на поверхность где-нибудь в другом месте и сейчас обсуждал с кем-то дальнейшие планы по поимке Слепого, за своей машиной он должен был вернуться в любом случае – судя по всему, она была ему дорога, и видимых причин бросать ее на произвол судьбы у него не было.

Он просидел так больше часа, спокойный и сосредоточенный, как притаившийся у мышиной норы кот.

Со стороны могло показаться, что он задремал, но глаза из-под полуопущенных век неотступно наблюдали за «лендровером», целиком просматривавшимся в зеркальце заднего вида. Когда стрелки часов перевалили за десять вечера, его терпение было вознаграждено.

Забродов появился именно оттуда, откуда и должен был появиться, если все это время провел под землей. Глеб удивился: что он там делал столько времени, неужели вместе с омоновцами гонялся за призраками в пустых коридорах? Бывший спецназовец выскользнул из узкой щели между двумя старыми зданиями, в одном из которых располагалась пельменная, а в другом – ателье по пошиву форменной одежды. Щель была узкой, но снег в ней был утоптан на совесть – туда часто сворачивали посетители пельменной, чтобы облегчиться после обильных возлияний. Слепой не любил этот вход в катакомбы из-за запаха, и, судя по выражению лица Забродова и по тому, как тот поочередно задрал обе ноги и придирчиво осмотрел подошвы, на него витавший в узкой кирпичной щели душок тоже произвел не самое приятное впечатление. Удовлетворенный результатами осмотра, Забродов бросил беглый взгляд по сторонам и решительно направился к своей машине, закуривая на ходу и неодобрительно косясь в сторону слишком тесно прижавшегося к переднему бамперу «лендровера» «шевроле» – похоже, ему лень было сдавать назад. Будь у него такая возможность, Слепой успокоил бы его, сказав, что сдавать назад ему не придется.