Флаконы взорвутся от жара, но осколки останутся в коробке, а яд испарится и никому не причинит вреда.

— Мышей тоже сжечь? Лучше утопить, конечно…

Гуманизм? Маорая ты пожалел, архканцлер, а мышек утопишь прямо в клетках? А смысл? Эти твари ни в чем не виноваты… без двух секретных компонентов их органы не способны вызвать черный мор.

— Просто оставьте клетки открытыми. Мыши выберутся оттуда с наступлением темноты, если их до того не сожрут коты и собаки.

— Осмелюсь заметить: вы зря помиловали Маорая…

— Простые сильны. Мне необходим союзник. Я не хочу обезглавить Умеренных непосредственно перед схваткой за престол, и не хочу, чтобы Умеренные затаили на меня кровную злобу, что в дальнейшем может вылиться в гражданскую войну… Но Маорай и его свора еще свое получат, даю вам слово, капитан.

— А Степь… Зря вы взяли с собой этих… Ведь знают теперь, что нет никакого черного мора… И не будет! Да, не будет!

— Степь не нападет, пока жива дочь Сандера. А сейчас я показываю Степи свои добрые намерения, капитан. У меня нет секретов.

Я вышел, сказал пару слов Атли. От Степи у меня, действительно, сейчас не было секретов.

Кроме секрета пороха, должен был бы я добавить.

Но не добавил.

Мескатор выслушал дочь Сандера и взглянул на меня с возросшим уважением. Затем быстро шагнул внутрь склепа, доставая саблю.

Краткий всхрип. Безумный алхимик перестал существовать.

Первый смертный приговор на моей совести.

Я прислонился к прохладной стене, вздохнул.

— Пошлите кого-то за вашим эликсиром жизни, Бришер… Я буду вам крайне признателен за эликсир… Если он, конечно, еще остался.

Глава тридцать восьмая

Сегодня я был как белка в колесе. Оставив Бришера уничтожать лабораторию под руководством Фалька Брауби, я скорым шагом двинулся в ротонду. По дороге выглянул в окно на эспланаду. Толпа дворян, готовых к схватке, окончательно растаяла. Собственно, до всех фракций уже успел долететь мой месседж: архканцлер поддерживает летний бал и законные выборы императора. Они услышали и поверили, а после помилования Таренкса Аджи и Трастилла Маорая окончательно утвердились во мнении, что я, если и держу булыгу за пазухой, то не собираюсь применять ее до летнего бала.

Атли чмокнула меня в щеку — нагло, при всех, и ушла вместе с Мескатором и степняками на дневное моление своим богам.

— Вечером… — шепнула мне на ухо.

— В ротонде, — ответил я. И подумал: останутся ли у меня силы? А черт его знает. Я бы уже сейчас, несмотря на гуляющий адреналин, вытянулся на холодном мраморном полу и уснул.

Шутейник догнал, пошел рядом. Оглянулся на уходящих степняков, покачал головой. Сказал вполголоса, неодобрительно:

— Вы могли бы решить наши финансовые дела со Степью… И даже больше… Просто потрясти Маорая… А вы его отпустили!

— Я не беру взяток.

— Но… как же, мастер Волк… Ведь в первый день… брали?

Хм… как же ему пояснить про репутационные издержки…

— Это мелочи от мелких людей… Презент за знакомство, который ни к чему не обязывает, однако показывает, что я не честный маньяк, и со мной в перспективе можно иметь дело. А принять большую взятку у такого, как Маорай — это негласно стать на его сторону и прослыть человеком по-настоящему продажным. Я не взял, и вскоре весь Варлойн будет знать, что по-настоящему меня купить невозможно. Репутация, Шутейник, это то, из чего состоит человек. Репутация дороже денег. А подтвержденная репутация — дороже самых огромных богатств.

И еще, дорогой мой гаер, есть момент, который я не буду проговаривать: я хочу зарабатывать для государства более-менее честно. Можно считать это блажью. Можно — принципом. Можно — краеугольным камнем моей политики.

— Но ведь деньги… мы беднее весенних мышей в подполе крестьянском!

— Деньги будут. Ты помнишь о нашем деле. Твои актеры работают?

— А как же, мастер Волк, как и велено — работают. Я им, как и велено, сказал весь Норатор бумагами обклеить с этой, как ее, рекламой! И слухи они распространяют и золотишком вашим сорят как надо. О, они в этом доки — насчет слухов-то! А уж чужое золото истратить — им легче, чем высморкаться.

— Сегодня мы вернем короне Университет и вечером начнем печатать нужные бумаги. Заметь — официальные, заверенные архканцлером бумаги. Никакого обмана. И спустя неделю у нас будет много больше тридцати тысяч, потребных для выплаты дани.

Шутейник покрутил вихрастой головой.

— Вы думаете, сработает? — спросил с сомнением.

— Всегда срабатывало.

— Срабатывало… там? — Он избегал называть мир, из которого я прибыл, «Землей», хотя и знал, как он называется.

— Да, конечно. С довольно старых времен. Понимаешь, Шутейник, человеком… Да в общем, думаю, любым разумным существом — движет демон азарта. Без демона азарта мы были бы слишком правильны и скучны. У кого демон мелкий, у кого покрупнее… Но есть он у всех, может, за исключением отъявленных святош.

— Не у всех мелкий, — раздумчиво молвил Шутейник.

В коридоре-приемной — о, как же безмерно я удивился! — меня уже ждали и бургомистр Таленк и Баккарал Бай; бобровая красная шапка и красная же бобровая шуба с мотками золотых цепей. В коридоре было душно и тесно от телохранителей обоих вельмож и от самого Баккарала, которого принесли на массивных носилках из лакированного дерева, преизрядно прочных на вид, чтобы упитанная задница дюка всех дюков чего доброго не провалилась. Бедного Блоджетта с его конторкой оттерли к самому краю стены, напротив дверей в ротонду: он был бледен, но героически держал оборону, ибо пара шнырей Таленка и Бая спорили, кому входить к архканцлеру первым.

Таленк кивнул мне, колыхнулась бобровая шапка. Он ее что, даже в постели не снимает? Дюк всех дюков застыл на паланкине, похожий на груду давно сгнивших яблок.

Чудная картина. Еще вчера я был для них никто, ноль, ничтожество, комарик, которого можно прихлопнуть, предварительно унизив, а сегодня они уже спешат ко мне и бьются за право явить свою особу пред очи архканцлера!

— Первым зайдет господин Баккарал, дюк всех дюков, — сказал я веско.

— Ы-ы-ых! — донеслось с носилок. Туша Баккарала даже не пошевелилась.

Тощий человек в сером, тот самый, что встретил меня недавно на эспланаде, выступил вперед и перевел:

— Господин Баккарал Бай, дюк всех дюков, говорит: все дела с архканцлером он вершит через свое доверенное лицо — Крастена Обри. Меня.

— Чушь. Если дюк дюков хочет получить то, за чем пришел — он сам, лично, войдет сейчас в покои архканцлера и будет с ним говорить с глазу на глаз.

— Ы-ы-ых!

— Господин Бай настаивает…