– Вот это обнадеживает, – согласился, просветлев лицом, писатель, и мне невольно пришло в голову, что в России каждый еврей по своему – православный.

Времечко подвалило под час ночи, и пришла пора расходиться. Водители наших служебных машин уже почивали дома, вельможной спесью никто из нас отмечен не был, подчиненных мы не морили, а потому отправились на обочину ловить такси.

– Вы где обосновались? – спросил я, раскрывая перед гостями дверь подъезда. – В гостинице, у знакомых? А то, если что – вернемся, уместитесь у меня, без проблем.

– Да у меня теперь квартира в Москве, – обернувшись ко мне, озарился улыбкой генерал. В улыбке, как мне показалось, сквозила некоторая покровительственность. – Со следующей недели начинаю работать здесь…

С меня вмиг слетел хмель.

– И кем же? – осведомился я вежливо.

– Управление собственной безопасности министерства.

Оп-ля! Вот это – фортель!

Писатель, внимательно посмотрев на меня, с некоторым высокомерием, как мне тоже показалось, усмехнулся.

Собственно, не высокомерие, а, скорее, тщеславие сквозило в его усмешке: дескать, вот мы какие, провинциалы, вами, напыщенными москвичами, недооцененные. Мы прыткие да расторопные, мы вас сто раз переплюнем и обскачем.

Ну и ладно. Меня хоть и переплюнь, и обскачи, только плевком не задень да не долбани копытом. И тут главное – самому не подставиться. А потому вмиг пронесся в памяти моей и сегодняшний наш разговор задушевный, и все слова в нем, и мои реакции и реплики, и подумалось, что вел я себя правильно, промахов не допустил и двусмысленности не посеял. Теперь уж – как Бог даст. И как шестеренки в мозгах генерала Федора Сергеевича провернутся. Или другом он мне станет влиятельным, или недругом подколодным.

Мы жались на темной холодной улице, голосуя на появляющиеся в темени фары машин, и тут перед нами притормозил патрульный «Форд» с боевой раскраской и с «люстрой» на крыше.

Из «Форда» вышли два сержанта с автоматами.

– Здравствуйте, граждане, предъявляем документики…

– Как вы, ребята, попали! – с чувством поведал я ночному дозору.

– Это почему?.. – нахмурившись, вздернул воинственно автомат один из патрульных.

– Придется довезти генерала и полковника домой, – сказал я.

Менты изучили наши ксивы. Вытянулись.

– Все ясно, базара нет… То есть разговоров, товарищ генерал, извините… Потеснимся, уместимся…

Глядя на стоп-сигналы притормозившей на дальнем светофоре милицейской машины, я в который раз удивился непредсказуемости нашей человеческой жизни, словно бы наперед зная, что сегодняшнее мое знакомство с нежданными гостями обязательно продолжится в будущем. И хотелось верить – устроил мне его мой ангел-хранитель. С наилучшими намерениями. И их, надеюсь, я оправдаю.

Вернулся домой.

– Какие они все-таки дуболомы! – встретила меня на пороге Ольга сокрушенной репликой. – Сделаны из поленьев. А этот… Вроде бы писатель, и неплохой, интересный, а уровень личности – как у околоточного…

– Его пером, видимо, движут высшие силы, – выдвинул я тонкое предположение.

– А я сейчас его поняла, – сказала Ольга. – В его романах существуют надстройка и базис. Надстройка – увлекательные похождения различного рода персонажей, а базис – пропаганда полицейского мировоззрения.

– Это все частности, – ответил я. – А главное – вот в чем: общественная природа стремится к равновесию. И обеспечивают таковое именно наши сегодняшние знакомцы.

– И только?

– Нет. В какой-то мере и интеллигенствующая публика, презирающая таких держиморд. Но интеллигентам тягаться с бандитами не с руки. И они с удовольствием предоставляют это другим. Ими презираемым и охаянным.

– Согласна. Но только как ты с ними уживаешься?.. Кстати, ну ты и актер! И неужели вот так каждый день, плечом к плечу… Это ведь каторга!

– У каждого – свой театр, – сказал я. – Тебе куда сложнее. У меня хотя бы одна роль, а у тебя – вон сколько…

Филинов, окрыленный нащупанной нитью, ведущей к томящемуся в горних далях Чечни советнику президента, ежечасно требовал от меня продвижения в расследовании. Кроме того, о наших доблестных достижениях в данном вопросе он умудрился протрепаться в высоких сферах и был пойман за язык. Теперь обнадеженные им начальники в Администрации, не желавшие платить унизительный выкуп, измерявшийся несколькими миллионами долларов, давили на нас тяжким прессом, а потому мне пришлось лично участвовать в оперативных закавыках, покинув командный кабинет и с головой окунувшись в омут многотрудного сыска.

После того как кавказцы вошли в установленную квартиру, весь последующий день из нее никто не выходил. А вечером в разоренном жилище нашего ограбленного страдальца раздался телефонный звонок.

– Прочли твою маляву, – доложил ему развязный голос. – Восемь штук – мало!

– Больше нет, и эти деньги едва наскреб, – последовал твердый и неприязненный ответ.

– Десять давай! Последнее слово!

– Восемь с половиной – это все! Вообще без гроша остаюсь!

– Одолжи.

– Ха! А откуда эти восемь взялись? Их и одолжил.

– Ладно… – откликнулись устало. – Положишь завтра в девять часов утра туда же…

– А вещи где?

– Вещи на пустыре возьмешь, в мешке… Где – объясним.

– А какие гарантии?

– Много разговариваешь!

Следующим утром после закладки в нишу полиэтиленового пакета, в котором лежал конверт с долларами, опер Боря Твердохлебов, одетый в рабочий комбинезон, толкал вместе с напарником «Ауди» с открытым капотом, из-под которого отчетливо и густо парило благодаря умещенной в подкапотное пространство кастрюле с крутым кипятком.

«Ауди» толкали в направлении того угла дома, где располагалась искомая ниша, дабы установленная в салоне видеокамера могла с близкого расстояния зафиксировать во всех подробностях процедуру извлечения пакета и личность исполнителя акции.

Вымогатели, не сумевшие завести «Ниссан» с забитой выхлопной трубой, на сей раз вызвали на подмогу ржавенький слабосильный «жигуленок», на котором с прежним упорством принялись исследовать местность в поисках затаившейся наружки.

«Жигуленок», проезжавший мимо «Ауди», был остановлен Борисом – озабоченным, взлохмаченным, с руками, перемазанными сажей перегоревшего моторного масла, следы которого, кроме того, виднелись у него на щеке и на подбородке.

– Мужик! – с мукой в голосе обратился Борис к водителю «жигуленка». – Не знаешь, где тут поблизости техстанция? Драндулет, сука, напрочь накрылся! Доконал, сволочь! – И пнул озлобленно колесо парившей машины, принося в душе извинения безотказному железному другу.