Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня люди озабочены зарабатыванием денег, поэтому в такой ситуации совершенно естественно, что молодые люди не стремятся к освоению низкооплачиваемой профессии жреца. К тому же это может создать трудности для тех, кто собирается обзавестись семьей. После отмены наследственного права не так легко встретить хорошо обученного профессионала, который бы являлся специалистом в области традиционного знания, поскольку все человеческие ресурсы из традиционных областей высасывает сфера современного образования и услуг с доминированием высоких технологий (Rangarajan, 2015: 102).
Чтобы хоть как-то исправить положение, в Андхре были приняты поправки к разделам 34 и 14–4 октября 2004 года все политические партии единодушно приняли их. Затем законодательная власть штата признала свою ошибку в отношении отмены наследственной системы и решила восстановить ее в соответствии с Законом 33 Верховного суда в 2007 года (Rangarajan, 2015: 71). Но, наверное, опять что-то пошло не так, и Ч. С. Рангараджан пишет, что учреждения, которые на протяжении многих столетий не просто существовали, но даже процветали, стали медленно угасать и в итоге закрываться. И это явилось результатом поправки (Statement of Objects and Reasons of 33/2007 Endowments Amendment Bill), внесенной законодательным собранием штата Андхра-Прадеш в апреле 2007 года (Rangarajan, 2015: 94).
Зато в соседнем Тамилнаду правительство действовало более успешно. Сначала Закон от 1969 года (Tamil Nadu Act of 1969), принятый в Тамилнаду, привел к хаосу в сфере храмового управления. В результате все партии, участвовавшие в выборах, начали включать в свои предвыборные программы пункты, связанные с реформой храмового управления. После прихода к власти ДМК (10-го марта 1989 года) был назначен Комитет, состоявший из пяти человек, которые занимались улучшением храмового администрирования в штате. Комитет рекомендовал не отказываться от системы наследования профессии. И уже в марте 1992 года в Тамилнаду был создан Храмовый административный совет (Temple administration board), который является автономным органом управления храмами. Таким образом, Тамилнаду пересмотрел свою политику бюрократического контроля над храмами, исходя из негативного опыта 1969 года (Rangarajan, 2015: 174).
Законодательные органы старались использовать возможности, заложенные в Конституции, чтобы получить больший контроль над индуистскими религиозными учреждениями, и не всегда это делалось в интересах религии и верующих. В статье “Legalizing Religion: The Indian Supreme Court and Secularism”, автором которой является Роноджой Шен, довольно подробно рассказывается о том, как на протяжении многих лет при активной поддержке судебных органов государство получало все больший контроль над индуистскими религиозными учреждениями [236]. Данное исследование посвящено конституционному секуляризму в Индии. Автор рассматривает, как Верховный суд Индии определяет и разграничивает религию, религиозную практику, религиозные организации и свободу вероисповедания. Суд не только играет важную судебную роль во множестве областей, связанных со свободой вероисповедания и вмешательством государства в религиозные учреждения и религиозную практику, но также активно вмешивается и формирует общественный дискурс. И одной из причин такой политики со стороны судебной власти является ее легитимность в глазах общественности. Но, пожалуй, самым интересным утверждением Роноджоя Шена является следующее: своими постановлениями Верховный Суд последовательно стремился гомогенизировать религию и религиозные обычаи, особенно когда речь идет об индуизме.
С этой точки зрения становится понятной политика, направленная на сворачивание небольших храмов, которые, как правило, обслуживают уникальные культы и являются большой помехой для унификации индуизма. Индуизм никогда не был более или менее однородной религией, но всегда представлял собой разнообразие религиозных культов и верований. Однако после обретения Индией независимости перед страной встала сложнейшая задача: создать единую нацию из этнического, культурного, языкового и религиозного разнообразия, придав этому разнообразию необходимую целостность.
Данную точку зрения подтверждает и Ч. С. Рангараджан. Он говорит, что в сложившейся ситуации виновны не только государственные власти. Политики, чиновники, судьи и колониальные правители тоже приложили к этому руку, действуя на разных уровнях политической системы и руководствуясь различными идеологическими, организационными и политическими целями. Эта обширная бюрократическая система была специально создана для того, чтобы сделать локальные храмы наиболее уязвимыми при текущей государственной и национальной политике. Местные традиции, обычаи и религиозные культы должны измениться, чтобы соответствовать политическим интересам и идеологическим предпочтениям прозападных элит, чиновников, политических партий и социальных реформаторов. Попытки унифицировать храм являются систематическими, детально разработанными, тщательно продуманными (Rangarajan, 2015: 91–92).
Правительство Тамилнаду поставило под контроль свыше пятидесяти тысяч храмов. Многие из них находятся в сельской местности, в относительно изолированных и труднодоступных районах. То была сложная задача. Конфликты между центром и теми, над кем осуществляется контроль, были неизбежны. Новая система отношений подразумевала разрушение часто уникальных моделей, которые являлись преобладающими в конкретной местности. Такие действия были продиктованы идеологическими предпочтениями и материальными интересами отдельных лиц, групп и учреждений. Поэтому не удивительно, что процессу интеграции и централизации оказывают сопротивление как отдельные лица, так и местные группировки, которые полагают, что им есть что терять (Rangarajan, 2015: 93).
Кроме того, не стоит игнорировать финансовую сторону дела. Согласно данным, которые в 1986 году предоставила Комиссия Чалла Кондайя (Challa Kondaiah Commission), в штате Андхра Прадеш существует около восьми тысяч храмов (7761) с ежегодным доходом более одной тысячи рупий, а оставшиеся двадцать четыре с половиной тысячи храмов (24 440) имеют доход менее одной тысячи рупий в год. Из этих 7761 храмов только 582 имеют доход более десяти тысяч рупий в год (Rangarajan, 2015: 174). С точки зрения бизнеса маленькие храмы нерентабельны, следовательно, излишни.
В настоящее время общераспространенной является точка зрения, согласно которой государственный контроль над индуистскими храмами привел к втягиванию храмов в политику, к коммерциализации храмовой деятельности и к коррупции в сфере религии, что неизбежно приводит к закрытию храмов с низкими доходами. В такой ситуации храмы, чтобы сохранить себя, стараются любыми способами повысить свои доходы и часто находят решения, которые не всегда согласуются с требованиями дхармы. Например, когда пытаются ввести в некоторых храмах билетную систему и систему VIP или превращая храмы в подобие кинотеатров. Получается, храмы сосредоточены не столько на нравственности и духовности, сколько на получении дохода. По мнению многих представителей индуизма, все это лишь усугубляет моральное разложение общества (см. VAK, 2016, № 8: 3).
В течение многих лет правительства различных штатов фактически национализировали индуистские храмы. В соответствии с принятыми в независимой Индии законами храмовое имущество, как и само управление храмами, всецело перешли под контроль правительства, что привело к разрушению многих религиозных институтов (VAK, 2016, № 9: 23). Долгое время не угасают многочисленные протесты против вмешательства государства в храмовое управление. Одним из примеров подобного рода протестов является