В скором времени он лежал без сил на корме судна и больше походил на утопленника, чем на спасённого.

— Молчи обо всём, что увидел. Алекс собирался нас выдать. Мне ничего не оставалось, как его убрать, — прошептал Эрик ему на ухо.

И Йен промолчал. В тот момент он был слишком измотан, чтобы рационально мыслить, а потом появилась состряпанная Крисом и Эриком история, выдуманная для того, чтобы прикрыть Дункана. И тогда Йен подумал: «С какой стати мне во всё это вмешиваться?» Эрик, похоже, был в состоянии уладить это дело, причём так, чтобы никто больше не пострадал. Если бы Йен сообщил полиции об увиденном, то сам оказался бы в двусмысленном положении, поскольку доказательств у него не было. Йен не желал иметь к этому делу никакого отношения, и ему оставалось только молчать и постараться забыть о том, что произошло.

Забыть о случившемся ему, конечно же, не удалось. Его преследовало чувство вины, которое становилось ещё пронзительнее, когда он встречался с Эриком. Ничего удивительного — только они двое из всей компании знали тайну смерти Алекса. Они договорились хранить молчание и в течение десяти лет после смерти приятеля никогда не возвращались к этой теме.

Теперь же, вспоминая прошедшие годы, Йен пришёл к выводу, что совершил ошибку. По сравнению с Эриком ему почти нечего было терять. Наркотиками Алекса и Йена снабжал Эрик. По правде сказать, они не так уж часто баловались белым порошком, но полиция и руководство «Блумфилд Вайса» все равно объявили бы Эрика поставщиком, а их с Алексом — наркоманами. Эрику каким-то чудом удалось избежать тестирования на наркотики, которое устроили американским слушателям после экзаменов, возможно, по той причине, что он написал экзаменационную работу раньше всех и соответственно раньше всех ушёл — ещё до того, как администрация объявила о диспансеризации. Йен был иностранцем, и его не тестировали. Таким образом, на употреблении наркотиков поймали одного только Алекса. Между тем Алексу предстояло оплачивать медицинские счета своей матери, поэтому он как никто был заинтересован в получении работы после окончания курсов, и Эрик опасался, что Алекс, желая оправдаться, укажет на него как на поставщика. Случись такое, Эрик не только потерял бы работу в «Блумфилд Вайсе», но сведения о его деятельности, несомненно, просочились бы в прессу, и в будущем, когда Эрик решил бы совершить намеченный им рывок в большую политику, это могло подпортить его репутацию. Стоило только какому-нибудь журналисту из «жёлтой» газетёнки написать, по какой причине Эрика уволили из «Блумфилд Вайса», как его карьера политика была бы уничтожена. Вот почему Эрик убил Алекса — Йен, во всяком случае, в этом нисколько не сомневался.

Что касается Йена, его потери оказались бы далеко не так велики. Разумеется, он также лишился бы работы в «Блумфилд Вайсе», но ему, при связях его семьи в Лондоне, не составило бы труда найти какую-нибудь другую, не менее престижную работу. Йен примкнул к Эрику по той только причине, что не хотел обнародовать своё пристрастие к наркотикам.

Йен знал, что, рассказав Ленке об Эрике, совершил невероятную глупость. Но он никак не ожидал, что Эрик из-за этого пойдёт на убийство, и простить Эрику её смерть не мог. Ленка всегда нравилась Йену, у них даже наметился небольшой роман, и они восхитительно провели несколько недель. А потом Ленку убили. Но даже после смерти Ленки он был не в силах выразить Эрику своё негодование открыто — до того он его боялся.

Но больше этого не будет.

Йен, разжигая у себя в душе ненависть к Эрику, вышел из кафе и неторопливо направился к Сене. Дождь перестал, но прохожих на улице по причине воскресного утра почти не встречалось, если не считать кучки подвыпивших валлийцев, возвращавшихся в отель после весело проведённой ночи.

Но что же ему делать? Не меньше часа он вполне серьёзно размышлял над тем, не убить ли ему Эрика самому. Это был бы красивый жест: он отомстил бы ему за смерть Ленки и Алекса, особенно за смерть Ленки. Если Эрик может позволить себе с лёгкостью распоряжаться жизнью своих старых знакомых, то почему так не может поступить Йен?

В глубине души, однако, Йен знал, что никогда этого не сделает. Не то чтобы он так уж пёкся об Эрике. По мнению Йена, этот ублюдок заслуживал смерти. Просто Йену не хватило бы для этого решительности и мужества. Одно дело — замышлять убийство и совсем другое — воплощать подобные планы в жизнь.

Йен снова зашёл в кафе, где выпил пива и выкурил сигару. Утренний туман стал постепенно рассеиваться, и улицы Парижа предстали во всей своей неповторимой прелести.

"Итак, — думал Йен, — раз мне не хватает смелости покончить с Эриком, остаётся только одно: по-прежнему делать вид, что я знать ничего не знаю, и продолжать прятать голову в песок.

Хорошо, по крайней мере, что Крис решил взяться за Эрика всерьёз. А если Крис разоблачит Эрика, то и мне вряд ли удастся выйти сухим из воды. Если меня не посадят в тюрьму, то уже одно это будет большой удачей. С другой стороны, если Эрику снова удастся замять это дело, как удавалось до сих пор, снова пострадают или даже будут убиты люди. Возможно, Эрик, чтобы избежать риска разоблачения, расправится даже со мной".

Ничего этого Йену не хотелось, и он пришёл к выводу, что ему, наконец, пришла пора заговорить. Конечно, попытка вывести на чистую воду Эрика была чревата неприятностями, и нешуточными, но обстоятельства сложились таким образом, что и молчание может оказаться ничуть не менее опасным.

Допив пиво и расплатившись, Йен побрёл к мосту короля Людовика Святого. Сена, взбухшая от многочисленных дождей, билась белыми барашками волн о гранитные набережные. Из-за туч вышло солнце, и на улицах как-то сразу прибавилось народу — все радовались солнышку. У Йена тоже стало легче на душе: то ли от принятого им решения, то ли от появившегося на небе неяркого жёлтого диска. Оставалось, правда, решить, кому поведать о событиях десятилетней давности и о делах совсем недавних, в частности, о смерти Ленки. Он мог, конечно, отправиться прямиком в лондонскую полицию и все рассказать там. А мог поехать в Прагу или даже в Нью-Йорк. Но быть может, прежде ему следует посоветоваться со своим адвокатом? Или поговорить с каким-нибудь журналистом? Размышляя над всем этим, Йен решил, что лучше всего рассказать обо всём Крису. Хотя в последнее время они обыкновенно ссорились, это ничего не значило. Йен знал, что Крис — порядочный и честный парень. Он правильно распорядится информацией, которую ему доверят, в этом Йен не сомневался. Кроме того, они с Крисом могли бы морально поддержать друг друга. Йен, во всяком случае, в такой поддержке нуждался.

Йен шёл по набережной, все лучше понимая, что принял единственно правильное решение. Вернувшись к себе в отель «Король Георг V», он заказал билеты на лондонский рейс, немного поспал и развлёкся с приглашённой к нему в номер портье проституткой.

Тремя часами позже, возбуждённый и взбудораженный желанием поведать людям правду, а ещё более белым порошком, которого он нанюхался, Йен решил провести последнюю ночь в Париже, гуляя по городу. Он посетил несколько баров на левом берегу Сены, потом подцепил двух датчанок на мосту Сен-Мишель. Йен притворился французом и отлично сыграл роль парижанина — так ему, по крайней мере, казалось. По-французски он говорил неплохо, и надуть датчанок ему не составило труда. Йен веселился напропалую, как и его случайные подружки с родины принца Гамлета. По мере того, как они вливали в себя всё большее количество горячительных напитков, им становилось всё веселее. Потом по какой-то непонятной причине одна из датчанок стала поглядывать на Йена с подозрением. Йену было на это наплевать, поскольку её подруга, обладавшая великолепным бюстом, по-прежнему дарила ему свою благосклонность. Она все больше напивалась и все теснее прижималась к нему. Потом та, которая поглядывала на Йена с подозрением, утащила свою разомлевшую подругу в туалет, и, хотя Йен прождал их не меньше получаса, они так к нему и не вернулись.