Через пять минут на парковочную площадку вкатил белый полицейский автомобиль. Маркус ощерился в улыбке и выпрыгнул из своего пикапа.

— Привет, Карл, — сказал он плотному полицейскому, который как раз в эту минуту выбирался из машины.

— Как поживаешь, Маркус? — спросил его полисмен. Маркус догадывался, что Карл особой приязни к нему не питает, но, поскольку Маркус прожил в этих краях никак не меньше девяти лет, приветствие от представителя власти он всё-таки заслужил. Кроме того, он не сомневался, что, случись в кафе какая-нибудь заварушка между чужаком и местным, Карл, несомненно, встанет на сторону местного жителя.

Эрик сидел в огороженном со всех сторон загончике в самой дальней части кафе. Его безукоризненный костюм являл собой резкий контраст с подбитыми овчиной куртками и джинсовыми комбинезонами окружавшей его публики. Как только Маркус вошёл в кафе, Эрик поднял на него глаза и, как показалось Маркусу, мгновенно его узнал. Это напомнило Маркусу о том, что они с младшим братом были очень похожи. Он прошагал вперёд и занял ближайшую будку от стойки, у которой, как всем известно, любил сиживать Карл. Он сделал это намеренно, чтобы Карл мог слышать их с Эриком разговор. Потом Маркус устремил взгляд на Эрика и кивнул ему. Эрик взял свою чашку с кофе и пересел за стол Маркуса — как раз в тот момент, когда Карл занял своё законное место за стойкой. Карл заказал себе пончики, большую чашку кофе с молоком и погрузился в привычную беседу с Райаном, который знал, как угодить представителю власти.

Эрик посмотрел сначала на полицейского, потом на Маркуса и ухмыльнулся:

— Это справедливо.

Ответной улыбки от Маркуса он так и не дождался.

Эрик привстал и протянул руку.

— Эрик Эстли.

Маркус не сделал даже малейшего движения ему навстречу.

— Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу с вами поговорить.

— В таком случае говори.

Маркус изо всех сил старался вывести Эрика из равновесия, но пока грубость Маркуса Эрика нисколько не задевала.

— Ладно, — сказал он и принялся за свой кофе, не сводя с Маркуса глаз.

— Говори давай! — повысил голос Маркус.

— Я хочу поговорить с тобой о твоём брате.

— Тема разговора мне, в общем, известна.

— Алекс был моим другом.

— Ясное дело. Как я уже успел убедиться, у него было много друзей. Британец, который ко мне заезжал, к примеру. Я вот только одного не пойму: если у него было столько друзей, с чего это он вдруг погиб у них на глазах?

Эрик сделал вид, что не расслышал последней реплики Маркуса, и продолжал говорить спокойным, ровным голосом.

— Как я уже говорил, он был моим другом. Мы сблизились на курсах в «Блумфилд Вайсе» — нам казалось, что мы отлично понимаем друг друга. Тогда все слушатели искали квартиру, Алекс нашёл её первым и предложил мне поселиться вместе с ним. Я согласился.

— Ты, значит, был его соседом?

— Да. И как я уже говорил, мы с Алексом отлично ладили. Мы даже развлекались вместе. Знаешь, двум парням на Манхэттене всегда есть чем заняться.

Подошла официантка, и Маркус заказал себе кофе. Эрик дождался, когда она отошла, и продолжил свою речь:

— Когда он утонул, у меня было такое чувство, будто я лишился родного брата. Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы помочь его матери организовать похороны и поминки. Она была слишком больна, чтобы устраивать все это сама. После смерти Алекса я проводил довольно много времени с его матерью. Когда Алекс умер, она перестала сопротивляться болезни. Чёрт, что я говорю! Это ведь была и твоя мать тоже.

— Я всё это знаю, — глухо сказал Маркус. На самом деле о последних днях своей матери он ничегошеньки не знал — разве только по рассказам тётки. Его не было в Штатах. Тогда он находился за тысячи миль от родины.

— Я знал твоего брата всего девять месяцев, но помню его до сих пор. Он сильно отличался от других парней. Во-первых, у него было прекрасное чувство юмора, и он никогда не ныл. К тому же, в нём не было ничего от того холодного безжалостного банкира с Уолл-стрит, которого обычно изображают на карикатурах. Он, вне зависимости от дела, которым занимался, всегда оставался прежде всего человеком. Именно он помог мне сберечь в душе остатки человечности.

Пока Эрик говорил, Маркус ни на минуту не спускал с него глаз. Эрик был абсолютно спокоен, говорил разумные вещи и в отличие от британца нисколько не обижался ни на сердитые слова Маркуса, ни на его подчёркнуто пренебрежительное обращение.

— Я видел некоторые из его картин. Они были по-настоящему хороши. Я даже повесил одну из них у себя дома, и твоя мать с радостью с этим согласилась. Сказать по правде, работая в инвестиционном банке, он зря растрачивал свой талант.

Маркус все так же продолжал молчать, хотя магия слов Эрика стала постепенно оказывать на него своё воздействие. В сущности, Эрик сказал об Алексе всё то, что сказал бы сам Маркус, окажись он на похоронах брата. Таких слов об Алексе, кроме Эрика, ему до сих пор никто ещё не говорил.

Эрик деликатно глотнул кофе.

— Продолжай, — тихо произнёс Маркус.

— Я, признаться, думал, что случившееся с Алексом осталось в прошлом, но в течение нескольких последних недель я понял, что это не так. Ты не забыл о гибели брата и изъявил желание встретиться со мной. Мне очень жаль, что я не встретился с тобой тогда же, в Нью-Йорке. Увы, был очень занят. Кроме того, я подумал, что… Но нет, вряд ли об этом есть смысл говорить.

— Подумал о чём?

Эрик посмотрел на Маркуса в упор.

— Я подумал, какого чёрта я буду разговаривать с человеком, который даже не приехал на похороны собственного брата. О твоей матери я уж не говорю…

Маркусом овладел гнев. Что он о себе возомнил? Какое право он имеет его критиковать? В этот момент, правда, Эрик миролюбиво поднял ладони вверх.

— Извини. Я был не прав, думая так. Теперь я знаю, что ты долгое время находился в неведении о смерти своих близких.

Маркус поморщился. Да, его прошлое — это его боль, но этот парень, кажется, понимает, что Маркус не забыл брата, и хочет внести ясность в обстоятельства его смерти — пусть даже и по прошествии десяти лет после его кончины. Но что бы там Эрик ни говорил, подозрения Маркуса не оставляли. Перед ним сидел банкир, а такого рода людей Маркус на дух не переносил.

Между тем столь ненавидимый Маркусом банкир продолжал негромким голосом излагать свою версию происшедшего.

— Как ты знаешь, смерть Алекса не была несчастным случаем в его, так сказать, классическом виде. Имело место некое деяние, а попросту говоря, убийство. Кто-то его утопил. А потом этот кто-то расправился с Ленкой, с которой, я уверен, ты тоже встречался. Между прочим, вчера вечером погиб ещё один человек — в Париже.