Возвращение памяти просто так не проходит. К тому же она явилась не одна. Я проснулась, и мой непрошеный гость был уже тут как тут. Его холодное тело прижималось к моему, хотя денек выдался жарким. Его тошнотворное дыхание обдало мне затылок. Я подтянула согнутые ноги к груди и завыла, словно собака. Когда еще был жив Хью, я надеялась, что он, быть может, упаковал в свои свинцовые чемоданы горе и обман и утащил их вниз по лестнице, а потом прочь из дома, но он прятался, выжидал и наконец дождался своего часа.

Глядя в потолок, я мысленно насмехалась над тем, как на каждый мой шаг вперед следовал куда больший шаг назад. В какой-то момент, когда еще было утро, я перевернулась на другой бок и выглянула в окно. Я увидела колосья пшеницы, растущие среди чертополоха на Первом поле, и злаки на правительственных экспериментальных полях вдали. Такова сущность всех живых существ. Ты рождаешься, питаешься, испражняешься, растешь, даешь потомство и умираешь. Крысы, суетящиеся возле кучи компоста, более приспособлены ко всему этому, чем я. Они, по крайней мере, насколько я знаю, не склонны к самоубийству.

Рука моя прижалась к бедру. Я ощутила рубец на том месте, где себя клеймила. Я часто касалась его рукой, словно опасалась, что могу обо всем забыть. И тут я подумала о том, что с той же легкостью могла убить Люсьена. Его лицо возникло на сложном рисунке половиц и подтвердило мою вину, не абстрактную моральную ответственность, а конкретный физический поступок. Я могла разбудить его в ранний утренний час, прижать свой палец к его губам и прошипеть: «Т-с-с-с». Затем я шепнула ему на ухо о предстоящем утреннем приключении. Я завязала ему шнурки двойным бантиком. Мальчик сонный. Я привязала розу ему на шею. В тусклом свете мои пальцы на память знали, как завязать узел. Я нащупала его ладошку, спрятавшуюся в длинном рукаве зеленого свитера, и повела мальчика вниз по ступенькам лестницы. Теперь он окончательно проснулся и заволновался.

– Куда мы идем, бабушка Р? Зачем нам куда-то идти? Гляди, как темно, бабушка Р!

На дворе было очень темно и очень холодно. Звезд видно не было, луны тоже. Мы крепко держались за руки. Люсьен боялся потеряться в темноте, но мне лучше было бы его потерять. С верхней точки поля мы смотрели поверх Кадоган-хилл на фермерские домики вдали. Света нигде видно не было. Никто не захотел проснуться, чтобы увидеть нас.

Голос приказывал нам поторопиться. Вскоре рассветет.

– Бабушка Р! Мы идем в Велл? Мы ведь туда идем?

Мы шли в Велл.

Когда внук перебрался через перелаз и зашел в лес, он выглядел напуганным. Я чувствовала, как напряглась рука Люсьена, когда он цеплялся за ту, кто его погубит. Мы подошли к черному озеру. Мальчик нагнулся и коснулся рукой воды. Она медленно проснулась и сонно заколыхалась, заплескалась о берега, покрытые зарослями камыша. Сама по себе вода не захочет обменяться рукопожатием со злом.

– Бабушка Р! Ты же не оставишь меня здесь?

Да или нет?

– Здесь глубоко? Ты можешь достать до дна, бабушка Р?

Да – и вновь всплыть на поверхность.

Мы присели на холодную землю. Люсьен прижался ко мне и сказал, что ему нездоровится. Не могли бы мы сейчас пойти домой? Лучше прийти сюда в другой раз. Но я сказала, что вода все исправит.

– Мы увидим волшебство?

Я ответила утвердительно, но для этого следует все сделать правильно.

– Иди за мной.

Взявшись за руки, мы вошли в холодную воду Веллспринга. Грязная жижа засасывала наши ноги. Люсьен дрожал, но хихикал. Еще один шаг. Еще один шаг по дороге, которой мы идем. Еще один шаг в мире, который мне знаком. От старого до нового пройду я с тобой. Я начала тихо напевать ему. Люсьен подхватил. Он знал слова этой песенки. Он пел, словно девочка. У него были волосы, как у девочки. Мои пальцы ощущали их мягкость. Вот только у него половые органы мальчика.

«Глубже, – приказал мне Голос. – Идите туда, где глубже».

– Ух как холодно, бабушка Р!

Я сказала, что, когда холодно, лучше всего войти поглубже.

– Холод и боль – в твоем животе. Страх, который ты испытываешь, – в кулаках. Когда ты войдешь поглубже, они пропадут. Ты только должен мне довериться.