Под шапкой были перечислены сайты, которыми, вероятно, пользовался преподобный. Один он подчеркнул дважды. Sistersoftheinlandsea.com. Ниже почти полстраницы занимали малопонятные наброски. «Простой блог. Фото сестер, ритуал у моря, высокая – Амалия. Они восстановились». Далее стрелочка указывала на слово «Норфолк». Трудноразличимые каракули, выведенные вертикально на полях, сообщали о христианской феминистической традиции. Далее следовало несколько ссылок на Песнь песней Соломона и Книгу Экклезиаста. Хью также написал «дни почитания святых (???)», но не уточнил, о чем он. Между страницами лежала вырезанная из газеты фотография Амалии. Хотя фото было черно-белым, волосы женщины показались мне темно-рыжими. Такая же высокая, как всегда, она стояла на ветру посреди пляжа. Длинное белое одеяние вздымалось, словно парус. Руки были распростерты, как во время моления. Я поднесла снимок ближе к глазам, провела пальцем по ее руке и прикоснулась к ладони. Я заметила, как одеяние топорщится в месте груди. Тонкая линия обозначала цепочку кулона, вот только сама подвеска скрывалась в вырезе ее одеяния. Если слепой человек может читать азбуку Брайля, почему я не могу найти правду здесь? Несмотря на лучи солнца у Амалии за спиной, ничто на этой фотографии не казалось мне радостным. Одно обстоятельство не вызывало сомнений: сестра Амалия снова открыла свою лавочку. Хотя мне было тяжело смотреть на то, что мое чудо возрождено и поставлено, так сказать, на поток, в моих ощущениях преобладало отнюдь не чувство личной обиды. Я взглянула на следующую страницу.

Это оказалась распечатка с новостного сайта, работающего в круглосуточном режиме. Вместо того чтобы распечатать одну статью, Хью распечатал целую страницу. С одного края страницы виднелись ссылки, с другого – тянулись фотографии известных телевизионных ведущих. В углу – ссылка на трансляцию в прямом эфире. Вследствие всего этого сама статья была набрана мелким шрифтом и читать ее в тусклом свете хлева было совсем не просто. Мы всегда хранили здесь фонарик. Марк говорил, что сено и спички – плохие соседи. Привычным движением я потянулась вверх, пошарила на узкой деревянной полочке слева от двери и нащупала фонарик. До сих пор светит. Я вышла наружу, осторожно огляделась, нет ли кого поблизости, и включила фонарь. При свете более четко стали видны маленькие детали, окружающие меня, я увидела носящихся в воздухе летучих мышей, но в целом читать легче не стало. В основной статье речь шла о пожаре в жилом доме, расположенном в Портсмуте. Три человека погибли, так как у пожарных просто не оказалось, чем тушить огонь. Это привело к протестам. Я решила, что Хью, по-видимому, хотел распечатать что-то, перейдя по другой ссылке, но ошибся. Я пробежала глазами ссылки. Состояние рынков ценных бумаг. Падение. Нажмите здесь… Последние новости о засухе. Технические трудности задержали на десять месяцев ввод в строй опреснительной системы. Нажмите здесь… В стране/региональные/восток. Женщину поместили в психиатрическую больницу после покушения на убийство в приморском лагере. Нажмите здесь… Международные новости. После ночных массовых беспорядков в Париже полиция сумела взять ситуацию под контроль. Нажмите здесь… Ничто из прочитанного не показалось мне важным. Перевернув лист, я прищурилась. Почерк был очень правильным, почти безукоризненным. Я прочла: «Исход, 20», затем стояла заглавная буква «Д», далее – «10 заповедей». Они вошли в мое сознание подобно слайдам, сделанным в «ПаурПойнт». Там текст может произвольно появляться на экране – слева, справа, снизу, сверху, буква за буквой, увеличиваясь и уменьшаясь. Заповеди высветились передо мной в порядке уменьшения степени моей вины.

Не убивай.

Не прелюбодействуй.

Не сотвори себе кумира.

Это то, что я делала, а еще есть много такого, что мне следовало бы сделать, а я не делала.

Я слишком на многое надеялась. Мое разочарование, впрочем, несколько смягчила мысль, что Хью правильно сделал, когда не принес этих страниц в один из своих приходов ко мне. Я, чего доброго, еще разозлилась бы на него.

Из всего этого можно было сделать один вывод: год жизни я провела в окружении сплошного жульничества. Я попыталась вообразить себе сестер, ставших лагерем на морском берегу, новый алтарь Розы, Еву, вносящую свежую информацию на сайт, сестру Амалию, выбирающую очередную пятую женщину. Я ничего не могла сказать насчет Джеки. Дороти? Конечно же нет. Д… А что, если «Д» значит «Дороти»? Я снова взглянула на бумажку. Уже должен был прийти ответ от священника, которому исповедовалась Дороти. Тот собирался написать ей. Дороти не могла ему не ответить, но среди бумаг я ничего не нашла. Я размышляла о том, почему Дороти покинула остальных. Возможно, она разуверилась, увидела всю эту фальшь… Она призналась, что солгала. Не могла ли Дороти от меня что-то утаить? Не произноси ложного свидетельства. Или, возможно, она уехала из-за того, что случилось здесь, из-за того, чем все это для нас закончилось.

Бумаги Хью я спрятала, завернув в мусорный пакет, в хлеву. Фонарь выключила. Воцарилась тьма. Как все закончилось… Сейчас я пыталась вспомнить… Марк был по-своему прав и по-своему неправ относительно сена и спичек.

Средневековые мистики часто использовали слово «запущенный». Подходящее слово. Сразу же в воображении возникают пустые стойла. Прогнившие доски вываливаются наружу. В середине ржавеют никому не нужные механизмы и страдают от коррозии трубы. Запустение. После похорон глубокая изнуряющая депрессия лишила меня физических сил, сделала ко всему равнодушной. Марк ушел от меня навсегда. Я чувствовала себя животным, которое спасающиеся от чумы крестьяне оставили в стойле. Полицейские патрулировали земли Велла, заботясь о том, чтобы никто случайно не потревожил свитер, деревянную розу и прочие улики, если они все же находятся где-то на территории. Собаки, подняв хвосты и опустив морды к земле, рыскали по склонам холмов и лесной чащобе. «Когда облачно, при юго-западном ветре запах зверя разносится далеко». Так обычно говорят охотники, возвращаясь в конце дня домой после охоты на лис. Сестры оставляли еду и лекарственные травы на пороге. Амалия писала записки, но я сказала полицейским, что не хочу иметь с ней никакого дела. Я заперла двери и никого не впускала. Также я не ела их передачи и не читала то, что писала Амалия. Иногда я могла проспать весь день, а во двор отваживалась выскальзывать лишь в сумерках, словно я, подобно Кнуду[39], обладала даром останавливать волны ночи. Когда наступала ночь, я могла часами бродить по землям Велла. Из-за нехватки керосина огонь в «Рейберне» гас, а меня совсем не заботило, что же произошло с моей плитой. Я отправлялась беспокоить пребывающих в зимней апатии сонь и ежей, которым завидовала и пыталась отчасти подражать. Я существовала. Более точного определения и не подберешь.

Все страховочные канаты были перерублены. Я, как одержимая, долгие часы проводила за поисками в интернете, словно всерьез надеялась на то, что если я зайду на бессчетное число ссылок, то среди миллиардов байтов информации смогу найти ответ, что же произошло той ночью. Я без компаса бродила по лабиринту бредовых идей и предположений. Я просыпалась и обнаруживала, что в полусне зашла на блог, который ведет безутешная мать из Японии: ее сына обезглавил самурайским мечом какой-то негодяй. Я заходила на электронную доску объявлений, содержащую сведения о жертвах преступлений в Аделаиде, Южная Австралия. На другом сайте размещено было более десяти тысяч фотографий мертвых детей. Сама не знаю, как заходила на такие сайты. Покинуть их, впрочем, было еще труднее. Я возвращалась снова и снова на посвященную памяти Люсьена страницу в социальной сети. Там была его фотография, сделанная в то время, когда он путешествовал вместе с Энджи: в русле пересохшей реки внук строил из камушков башню. На странице люди оставили более трех тысяч сообщений. Начав читать, я не могла остановиться. Очнулась спустя много часов. Лэптоп к тому времени разрядился, а я окончательно свихнулась.