Втроем они сидели за столом, попивали слабую настойку и обсуждали странные дела, творящиеся в армии. Бывший офицер космической разведки с досадой говорил:

– Противно смотреть, как наши жалкие потуги спасти хоть что-то из советской космонавтики выдаются за достижения последних лет! – Ермакей Литагин пальцем потыкал в сторону телевизора, стоявшего в дальнем углу. – Министр обороны сегодня рекламировал спутник «Ресурс». А это, между прочим, наши спутники столетней сборки. Они же на складах годами хранятся. И вообще… эти спутники делали не для военных, а для нефтяников. Их разрешительная способность такая, что крейсер от авианосца нельзя отличить, не говоря уже о бронетехнике.

– Зачем? – загорячился Надмирский. – Зачем всё это делается? Почему они рубят сук, на котором сидят?

– Суки потому что, вот и рубят сук, – мрачно скаламбурил сборщик мебели. – Нечестивцы, вот и всё.

Твердохлеб, сидящий во главе стола, поднялся и медленно прошёл по комнате, застеленной домашними половиками.

– Должен вам сказать, – угрюмо начал он, – что даже очень-очень большие люди, пытавшиеся ответить на вопрос, какой смысл в разрушении института военной разведки, в лучшем случае оказались на пенсии. А в худшем… Вы, наверно, уже в курсе, что произошло с генерал-майором Ивлевым, который отвечал за организацию разведки на всём Кавказе?

– А что с ним? – насторожился бывший офицер космической разведки. – У нас когда-то с ним сложились хорошие отношения.

– Буквально вчера, – угрюмо заговорил Григорий Победитыч, – труп генерала Ивлина был обнаружен в прибрежных водах Турции, хотя Ивлин, по официальной версии, был на отдыхе в Сирии.

– Кошмар какой-то! – вспыхнул сборщик мебели. – Ивлин – важнейший секретоноситель страны.

– Вот потому и убрали! – мрачно сказал Твердохлеб. – И это, как мне кажется, – только начало.

За столом угрюмо выпили за упокой. Помолчали. Надмирский постоял возле окна. Достал портсигар.

– У меня, господа офицеры, есть план. Есть предложение. – Руслан Радомирыч раскрыл портсигар и достал оттуда аккуратно сложенный листок. – Не знаю, вам знакома или нет заморская доктрина. Я думаю, надо нам её распечатать и распространить. Пускай люди знают.

Нацепив очки на гордо вздёрнутый нос, Твердохлеб прочитал «заморскую доктрину». На лице его отразилось разочарование – видно было, что генерал-майор ожидал какого-то более серьёзного предложения.

– Никакая это не доктрина, – сказал он, возвращая листок Надмирскому. – Хотя написано, конечно, с потрясающе страшным пророчеством. Будто и в самом деле сатанинский план какой-то осуществляется…

Потом бумагу взял Ермакей Литагин, бывший офицер космической разведки.

– Окончится война, – вполголоса начал он и тут же перебил себя: – Это какая война? Наша Гражданская? Нет? А-а! Это ещё перед окончанием Великой Отечественной? Понятно. Ладно, дальше… Окончится война, кое-как всё утрясется, устроится. И мы бросим всё, что имеем, всё золото, всю материальную помощь или ресурсы на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих помощников и союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства мы, например, постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьём у них охоту заниматься изображением, исследованием, что ли, тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театр, кино – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, диссидентства, словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство, наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, диссидентство, национализм и противопоставление народов – всё это мы будем насаждать ловко и незаметно… Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением… Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать её. Мы сделаем из них агентов нашего влияния, космополитов свободного мира…

В комнате воцарилось молчание. Дождь за окном усиливался – расплавленной дробью колотил по стеклу.

– Доктрина или нет, – сказал бывший офицер космической разведки, – только это похоже на план всех наших врагов, среди которых наш министр обороны.

– А я вам о чём говорю? – снова заволновался Надмирский. – У них есть план, а мы сидим, ушами хлопаем.

– И что вы предлагаете? – заинтересовался космический разведчик.

– Для начала я предлагаю вам, лейтенант Литагин, заняться издательским делом. А что вы рот разинули? Хватит заграничную мебель собирать. Пора наши русские души собирать под наши знамёна.

– Это звучит, конечно, хорошо, – замялся лейтенант Литагин, – только это совсем не моё, это совсем не по профилю.

– Анфас или профиль – теперь не имеет значения. Или вы скажете, что сборка мебели это была голубая мечта вашего детства? Нет? Я тоже так думаю… – Генерал достал «Герцеговину флор» и закурил. – «Издательский дом господина Бестселлера» вам знаком? Книжки читаете?

– Да всё как-то некогда было за сборкой мебели.

– Ничего, теперь нужно будет читать по долгу службы. Правда, писанина там такая, что надо молоко давать за вредность. Но молока, лейтенант, не обещаю. Не обессудьте. – Надмирский раздавил окурок в пепельнице и ошарашил Литагина: – В издательском доме вы будете работать как Литага – литературный агент.

Лейтенант поднялся, дёргая носом, будто к чему-то принюхиваясь. В первую секунду он хотел воскликнуть: «Да вы что, сдурели?» Но вместо этого сказал:

– Есть. Когда прикажите?

– Завтра нужно будет приступать. – Надмирский был неумолим, он пёр как танк. – Завтра! Да, да! Время не терпит! Я вам дам рекомендательное письмо от одного влиятельного человека, покажете хозяину издательского дома. Ну, а дальше по обстоятельствам. Денег я вам подкину, пока вы не приняты в штат. А зарплаты у них там, я слышал, космические, так что вам, как бывшему работнику космической разведки, это понравится.

«Уже понравилось!» – Литагин вздохнул, завистливо глядя на сытого пушистого котяру, беззаботно развалившегося на тёплой печке, в которой бушевал огонь, бросая блики на пол, на стены.

Ветер в деревьях за окнами стих. И ночная какая-то птица, на берегу озерка подававшая голос, тоже затихла; может, заснула где-нибудь в дупле, а может, затаилась в предчувствии охотника; в этих местах теперь нередко не только ружьецо постреливало, даже карабин.