Подмахнув последнюю бумажку, генеральный ненадолго задумался, рассматривая два драгоценных перстня на руках с наколками. На левой руке красовался перстень с адамовой головой из бриллианта, а на правой – золотом блестела голая девица в миниатюре.

– Малыш, – твёрдокаменно сказал директор, – печатай под свою ответственность.

– Да? – Ермакей сделал такое движение носом, словно к чему-то принюхивался. – Доверяете, Том Томыч?

Дурацкая эта привычка Литаги – постоянно к чему-то принюхиваться – не нравилась господину Бесцели, вокруг которого всё время пахло порохом, оружейным маслом и табаком, а лучше этих запахов нет ничего на свете.

– Доверяй, но проверяй. Приеду, посмотрю. И если что – на месте расстреляю! – Рассеяно похлопав по карманам, он проворчал: – Вечно забываю, чёрт возьми. За террориста принимают в аэропорту.

– Вас? За террориста? – не поверил Ермакей. – Да вас же, простите, каждая собака уже знает.

– Таможня – хуже всякой собаки. – Бесцеля вынул из карманов «Магнум» сорок пятого калибра, полуавтоматический «Смит-Вессон», а вслед за этим несколько лимонок и гранат.

– О-о-! Ну, тогда, конечно! – Изумлённо присвистнул Литага. – С этими игрушками разве пропустят?

Промолчав, Толстый Том припрятал все эти штучки в глубине большого бронированного сейфа. Попутно взял оттуда новенькую пачку долларов, понюхал зачем-то и сунул за пазуху. Постоял, подумал – цапнул ещё одну пачку.

– Вот такая вот маржа, – пробормотал, поворачиваясь и глядя на ковёр, испачканный кровавыми конопушками. – Ну, что здесь торчишь? На нервы капаешь. Иди уже, сказал, печатай под свою ответственность.

– Да как-то… – Литага притворно замялся. – Как-то боязно, Том Томыч.

– А-а! – Директор осклабился, демонстрируя крупные конские зубья. – А ты как думал? Принимать решения да рисковать – это, малыш, не просто.

– Вот потому и я решил придти, захватить вас перед дорогой. Толстяк насупился. Пошевелил ноздрями, из которых торчали две-три иголки чёрного волоса.

– Захватчик! Слушай, ты мне надоел! – Ключи заскрежетали в сейфовых замках. Бесцеля сигару машинально сунул в зубы. Кивнул на рукопись. – Можно было бы, конечно, взять с собой, почитать. Но с неё же капает. Меня же не всякий поймёт. Скажут, что директор издательского дома труп какой-то по частям вывозит за границу. Ху-ху-ху. – Захохотав, Бесцеля запрокинул голову. – Ну, всё, иди, Литага, и печатай, если уверен в этой рукописи. Иди, а то уволю к чёртовой матери за твоё неумение руководить. Ты зам или кто? Или где? Ты с приказом ознакомлен? Литага – уже не в первый раз – украдкой посмотрел на чёрный пухлый дипломат директора.

– С приказом? – спохватился. – Ознакомлен, Том Томыч.

– Ну, а какого х… – Шеф любил подзаборную лексику. – Всё, малыш. Закрой дупло. Форверц. Что в переводе значит – вали отсюда.

Конечно, это было хамство со стороны Бесцели, но приходилось терпеть; директор подобным образом разговаривал не только с мужчинами – все женщины в издательстве страдали от матерщины Толстого Тома. (Только очень редкие сразу увольнялись, сгорая от стыда).

– Счастливого пути, Том Томыч! – Слегка поклонившись и подобострастно улыбаясь, Ермакей поспешил уйти.

«Умеет прогнуться, паскуда! – не без удовольствия отметил Бесцеля. – Далеко пойдёт, подлец. Шибко жадный до денег».

Спохватившись, он зачем-то открыл дипломат и задумался, глядя на россыпи русской словесности, упакованные в чёрные кожаные мешочки, похожие на те, в которых старатели когда-то переносили золото. «А не много ли я хапнул? – усомнился Толстый Том. – Жадность фраера губит!» Он хотел ополовинить то, что взял, но идти обратно, спускаться в закрома – времени уже не оставалось.

Господин Бесцеля переоделся, но, в сущности ровным счётом ничего не изменилось в его книгоиздательском образе; на плечах оказался новый просторный пиджак, пошитый из какой-то дорогой материи, искусно разрисованной в духе свежей обложки, годящейся для боевика, детектива и триллера. Довольный сам собою, он тяпнул ещё одну рюмаху стограммового калибра и, подойдя к большому зеркалу, вмонтированному в стену, подмигнул своему отражению.

– Лев готовится к прыжку! – пробасил он, пятернёю причёсывая густопсовые волосы.

Губы его в ту минуту изображали улыбку, а небольшие тёмные глаза – будто налитые кровью глаза вурдалака – были стеклянно-холодными.

6

Предвечерний весенний воздух, теряя голубизну, тушевался над крышами Стольного Града. Кое-где в высотных зданиях – почти под облаками – уже загорались желтоглазые звёздочки электрических ламп.

Высокие ворота респектабельного издательского дома, заскрипев железными колёсами, автоматически открылись – и проворный тёмный джип с квадратной мордой на залихватской скорости полетел по городу, не обращая внимания на посты и порою даже не замечая красных «яблок» на светофорах.

А через минуту, другую – в духе самого банального детектива – за чёрным проворным джипом увязалась какая-то неприметная легковушка, которая чуть не задыхалась на предельных скоростях, пытаясь, во что бы то ни стало, не потерять из виду автомобиль господина Бесцели.

Весна была в разгаре, снеговьё раскисло, но по ночам серьёзно подхолаживало – гололёд коварной слюдянистой корочкой сверкал на улицах и проспектах. Но если в городе – из-за парникового эффекта – гололёд не сильно ощущался, то за городом скользкота была просто ужасная. Тут ещё даже снега не разбежались – зачуханными зайцами сидели кое-где на обочинах, а посредине дороги мерцали лужи, окованные оловянной коростой.

Приземистый джип то и дело слегка заносило на поворотах, но водитель был кошмарный ас – Костя Ломов, бывший каскадёр, которого прозвали Костолом. Не моргнувши глазом, парень хладнокровно выходил из виража и опять давил на всю железку. Под колёсами визжало и пищало, словно бы сама дорога умоляла пощадить.

Толстый Том, не выдержав, одёрнул:

– Давай поаккуратней, Костолом. Здесь тебе не кино. Перевернемся, ять твою, второго-то дубля не будет. Ферштейн?

Шофёр ухмыльнулся кривою ухмылкой – шрам две губы давно перечеркнул.

– Шеф, ну вы же заставили поторопиться. Директор вздохнул, покачав головой.

– Заставь дурака богу молиться…

Обижаясь на «дурака», Костолом неожиданно притормозил. Машина взревела зверюгой, поднялась на дыбы и вдруг поехала на двух колесах – на левом переднем и левом заднем. Директор, находящийся рядом с водителем и забывший о ремне безопасности, стал потешно хвататься «зубами за воздух».

– Ты что? Офонарел? – закричал он, опять применяя подзаборную лексику.

Машина, легко повинуясь виртуозным выкрутасам Костолома, каким-то чудом обрела твёрдую почву под резиновыми лапами.

Беззвучно посмеиваясь, каскадёр покосился на шефа.

– Был приказ: потише. Или я ослышался?