К счастью, по крайней мере для Питерсона, он не имел возможности отправиться в Вашингтон, чтобы отстаивать там свои взгляды на это дело. Далее он сообщил, что получил заверения от генерального прокурора штата в том, что тот лично позаботится, чтобы протест в Десятый апелляционный судебный округ был отправлен «немедленно», и цитировал его слова:

Я потрясен, ошеломлен, зол, выбит из колеи. После того как дело прошло через столько апелляционных инстанций и было на всех этапах так тщательно изучено и перепроверено, не вызвав ни у кого и тени сомнения в справедливости приговора, зачем потребовалось еще одно мнение?! В этом просто нет никакого смысла.

Питерсон не потрудился упомянуть, а репортеры не потрудились указать ему на то, что дела всех осужденных на смертную казнь согласно процедуре проходят стадию habeas corpus и попадают в конце концов в федеральный суд, который рано или поздно выносит то или иное решение.

Но Питерсона было не удержать. Он продолжал:

Это дело дважды рассматривалось в Верховном суде Соединенных Штатов. И в обоих случаях суд утвердил приговор и отклонил ходатайства о пересмотре дела.

Не совсем так. Верховный суд Соединенных Штатов никогда не рассматривал дело Рона по существу; на самом деле, отказывая в изъятии дела из производства нижестоящего суда и передаче его в вышестоящий, Верховный суд отказывался разбирать дело и отсылать его обратно в Оклахому. Такова была стандартная практика.

Козырные аргументы Питерсон приберег напоследок. Судья Сэй в сноске к своему заключению процитировал книгу Роберта Мейера «Сны Ады» и сослался на многочисленные прецеденты, когда в том же суде приговоры были основаны на «сонных признаниях». Питерсон возмутился тем, что в судебном постановлении ссылались на какую-то книгу, и заявил – видимо, едва удерживаясь от смеха: «Это просто неправда, что три человека – Уильямсон, Фонтено и Уорд – были осуждены на основании „сонных признаний“».

Штат Оклахома оспорил постановление судьи Сэя в Десятом апелляционном судебном округе в Денвере. Хотя Рон был доволен случившимся поворотом событий и перспективой нового суда, он по-прежнему оставался в тюрьме, ежедневно борясь за выживание, пока процесс медленно двигался своим чередом.

Однако боролся он не один. Ким Маркс, его следователь, Джанет Чесли, его адвокат, и доктор Фостер были неутомимы в своих усилиях обеспечить ему надлежащую медицинскую помощь. Почти четыре года тюрьма отказывалась перевести Рона в СМБ, где имелись более подходящие для его лечения и содержания условия. СМБ находился в пределах видимости от блока H, туда легко было дойти пешком, но официально он был недоступен для заключенных-смертников.

Вот как описывала Ким Маркс состояние своего клиента:

Я была страшно напугана – не им, а за него. Я настаивала, что всем нам необходимо предпринять усилия, чтобы кто-нибудь выше рангом в системе исполнения наказаний позаботился об оказании ему помощи. Волосы у него отросли до плеч, и в них – множество желтых прядей, это он пытался рвать их на себе, а от никотина у него совершенно пожелтели не только пальцы, но и ладони. Зубы у него крошились и выпадали в буквальном смысле, это было видно невооруженным взглядом. Думаю, он еще и сам выдергивал их. Кожа была серая, потому что он, совершенно очевидно, не мылся неделями, и обтягивала кости так, словно под ней был только скелет. Одежда стояла колом, как будто ее не стирали, а тем более не гладили несколько месяцев. И он беспрерывно ходил. Он почти не мог разговаривать, а когда пытался, только брызгал слюной. Он совершенно ничего не понимал, и я по-настоящему боялась, что мы вот-вот его потеряем, что он умрет в тюрьме от заболеваний, вызванных психическими проблемами.

Джанет Чесли, Ким Маркс и Кен Фостер заваливали своими требованиями тюремных начальников всех уровней, их заместителей и помощников, которых за это время в Макалестере сменилось множество. Сьюзан Отто, директору Федерального управления общественных защитников и куратору Джанет, удалось подергать за кое-какие ниточки в Департаменте исправительных учреждений, и наконец в феврале 1996 года Джеймс Саффл, в то время высший чиновник департамента, согласился встретиться с Ким и Джанет. В самом начале встречи Саффл объявил, что поручил Рону Уорду, тогдашнему директору Макалестера, в виде исключения немедленно перевести Рона Уильямсона в СМБ.

В своей записке директору СМБ Рон Уорд признавал, что официально подведомственное тому медицинское учреждение не предназначено для заключенных-смертников.

Но я официально уполномочен Оклахомским департаментом исправительных учреждений в данном случае сделать исключение из правил работы Специального медицинского блока.

Что стояло за такой неожиданной сменой настроения? За две недели до того тюремный психолог направил заместителю директора тюрьмы конфиденциальное письмо насчет Рона Уильямсона. Помимо прочего, он приводил некоторые существенные причины для перевода Рона в СМБ:

Посовещавшись, мы пришли к единому мнению, что мистер Уильямсон является психопатом, и будет полезнее поместить его в учреждение, где возможно регулировать прием им лекарств. Следует отметить, что в нынешних условиях он упорно отказывается даже обсуждать вопрос о подобном регулировании.

В Специальном же медицинском блоке, как Вам известно, имеются более широкие возможности заставить больного принимать лекарства, когда это необходимо.

Персонал блока H устал от Рона, ему требовался перерыв. В письме, в частности, говорилось:

Нет никаких сомнений в том, что состояние мистера Уильямсона ухудшается с каждой неделей. Об этом постоянно докладывает персонал блока H, это вижу и я сам. Сегодня утром Майк Маллинз с сочувствием упомянул о неуклонной деградации мистера Уильямсона и о том, сколь враждебное отношение вызывают его психопатические припадки у остальных заключенных, что отрицательно сказывается на обстановке во всем юго-западном крыле.

Но главной причиной, по которой Рона следовало перевести в СМБ, была необходимость ускорить его казнь. В заключение письма говорилось:

По моему мнению, психопатические припадки мистера Уильямсона сейчас достигли такого уровня, при котором он может быть признан не подлежащим смертной казни. За время же, проведенное в СМБ, его состояние может улучшиться настолько, что правомочность исполнения приговора не будет вызывать сомнений.

Рона отвели в СМБ, приняли и выделили ему довольно хорошую камеру с окном. Доктор Фостер назначил ему новый медикаментозный курс лечения и стал внимательно следить за своевременным приемом лекарств. Хотя Рона отнюдь нельзя было назвать здоровым человеком, вел он себя тихо и перестал испытывать постоянные боли.

Однако он по-прежнему был неестественно худ и не мог отделаться от своих навязчивых идей. Тем не менее определенный прогресс был налицо, но 25 апреля, после трех месяцев пребывания в СМБ, Рона внезапно в одночасье выдернули из больничного блока и вернули в блок H на две недели. Разрешения медиков на подобный перевод не имелось, доктора Фостера даже не поставили в известность. И никому не дали никаких объяснений. Когда Рона вернули в СМБ, состояние его заметно ухудшилось. Доктор Фостер направил директору тюрьмы письмо, в котором описал вред, причиненный больному этим неожиданным переводом.