Я спорить не стал, но мне тоже не приглянулся хирург с бегающим взглядом.

К вечеру привезли пациента с прободной язвой желудка, и я пригласил ассистировать Вольдемарыча. Мануальная техника у него оказалась на высоте, ход операции он знал досконально, за все время мы перебросились лишь парой фраз и в рекордно короткий срок спасли очередную жизнь.

— Всем спасибо! А тебе, Вольдемарыч, завтра отдам своих больных. Буду освобожденным заведующим. Такому хирургу можно доверить отделение.

— А ты не поторопился? — спросил Иван.

— Ты видел, какая у него техника? Сразу видно, опытный хирург!

— Я пока видел, что он блестяще тебе проассистировал, а как он самостоятельно оперирует, не видел! Пусть с месячишко на приеме посидит, привыкнет пока, да и мы приглядимся.

— Нет, он хороший хирург, я это чувствую, — возразил я. — Нечего ему на приеме болтаться!

— Ну, ты начальник, тебе видней, только смотри, чтобы пожалеть не пришлось.

Я решил никого не слушать и определил Минусинского старшим ординатором, а сам, наконец, занялся многочисленными отчетами.

Вольдемарыч показал себя прекрасным хирургом. Он так красиво и быстро прооперировал больного с желчнокаменной болезнью, мастерски удалив желчный пузырь, что Иван прикусил губу.

— Ну что, съел? — подковырнул я анестезиолога. — Видал, как оперирует! Не ошибся в нем!

— Смотри, так и тебя подсидит, — попытался задеть меня Иван.

— Да и на здоровье! — фыркнул я. — За должность не держусь. Скоро зима, надо рамы оконные менять, мне совсем не хочется этим заниматься. Будет он заведующим, ну и флаг ему в руки!

— Дима, да открой ты глаза! Ну не тот он человек!

— Ну что значит «не тот»? Шпион, что ли?

— Нет, не шпион! Ну не знаю, как это объяснить? Раньше бы сказали, что он не наш, не советский!

— Ладно, Иван! Сознайся, что невзлюбил его, не понравился человек, вот и хочешь оговорить!

— Да! Не понравился! Ты его сразу в старшие ординаторы произвел, а его место на приеме! Лучше б Юрку поставил.

— Юрка еще зеленый. Будет техника, как у Минусинского, тогда и поговорим!

Странное дело, но после этого разговора с Рябовым я стал более тщательно приглядываться к Вольдемарычу. Не знаю, за что его так не любили в нашем коллективе, причем не только врачи, но средний и младший медперсонал.

Ни медсестры, ни санитарки больше меня не чурались — привыкли. Старшая медсестра действительно стала моей «правой рукой». Через пару недель после прихода Минусинского она пришла ко мне в кабинет и, затворив за собой дверь, заговорщицким голосом произнесла:

— Дмитрий Андреевич, вы не заняты? Можно с вами пошептаться?

— О чем, Анастасия Романовна?

— Не о чем, а о ком! Я хочу поговорить о Минусинском.

— Слушаю.

— Дмитрий Андреевич, вот вы его приветили, старшим ординатором сделали, а ведь он не тот человек, за которого вы его принимаете.

— У вас есть к нему нарекания по работе, он плохо с больными обращается, с персоналом?

— Нет, вот с этим как раз все в порядке! Он всегда трезвый, чистенький, гладко выбритый, всем улыбается, с больными и персоналом вежливый, со всеми на «вы».

— Ну а вам чего надо? Чтоб доктор ходил в майке-алкаголичке, в трико с пузырями на коленях, небритый и слегка трезвый, да?

— Нет, этого я не хочу. Но мне кажется, что Минусинский ваш что-то замышляет. Понимаете, — попыталась объяснить сестра. — Он какой-то неискренний. Будто маску на себя надел и на работе носит, а когда на улицу выходит — снимает.

— У вас есть какие-то факты?

— Есть! Ира Карпухина, медсестра с третьего этажа, на днях шла по улице, а навстречу ей Минусинский попался, пьяный!

— Он же не пьет.

— Он на работу пьяный не приходит, а что он у себя в общаге вытворяет, мы не знаем.

— Так, а почему она решила, что он пьяный, может, устал человек после работы?

— Так в том-то и дело, что это суббота была, а он и пиво с горла хлестал, а из кармана куртки бутылка водки торчала.

— Ну, я тоже выпиваю иногда и вы, — попытался я оправдать Вольдемарыча.

— Да, мы тоже выпиваем, по праздникам, но потом бомжей до крови не бьем и не материмся!

— Это как понять?

— А вот так! Минусинский тогда пиво допил, бутылку прямо на тротуар бросил. Какой-то бомж из кустов выскочил, хотел ее подобрать, а Вольдемарыч вдруг на него орать стал, а потом по лицу кулаком ударил, с ног сбил и пинать стал. Прохожие еле его оттащили, а то, может, и убил бы бомжика!

— А вы ничего не путаете?

— Нет, да вы у Иры спросите, она сегодня сутки дежурит. Позвать?

— Не надо, я вам верю, — протянул я. — Итак, что получается? На работе он — внимательный вежливый врач, хороший хирург, а в быту — пьяница и дебошир. Так?

— Так, Дмитрий Андреевич! И что вы намерены предпринять?

— А что я могу сделать?

— Ну, убрать его, к примеру, из операционной.

— Анастасия Андреевна, а на каких основаниях? Подойти и сказать, мол, снимаю тебя с операций и шуруй в поликлинику, потому что наша медсестра видела вас пьяным в выходной день, и как вы бомжа били? Так я, по-вашему, должен сделать?

Старшая сестра промолчала.

— У вас есть конкретные претензии к работе Минусинского?

— Конкретно к работе — нет!

— Тогда все. Я вас выслушал, будут замечания по работе — приходите снова.

Старшая сестра ушла, а я задумался: «Неужто Вольдемарыч и вправду такой двуличный или наговаривают злые языки? Меня, помнится, тоже в свое время зверем окрестили. Нет, надо во всем разобраться!»

Работа захватила нас, поток больных усилился, и вопрос о Вольдемарыче отодвинулся на второй план, если не исчез совсем. Оперировали мы много и на редкость удачно. Минусинский поражал своей безукоризненной техникой. Вскоре у него завязались нежные отношения с одной из медсестер отделения, незамужней Лидочкой.

В отделении было много и других симпатичных незамужних медсестер, причем бездетных. А Вольдемарыч воспылал внезапной страстью к Лидочке, в одиночку воспитывающей двоих малышей, но владеющей шикарной четырехкомнатной квартирой, доставшейся ей в наследство от бабушки. Злые языки утверждали, что Минусинскому нужна жилплощадь, а не ее хозяйка. Лучше жить в отдельной квартире, чем в комнате в общежитии с одним туалетом на этаже.

Первые симптомы нечистоплотности обаятельного хирурга обнаружил как раз я. Как-то зайдя в процедурку, я увидел на столе пакеты с кровью.

— Кто переливает кровь? — спросил я у постовой медсестры.