Единственное, что Коруц требует от доноров – отсутствие расстройств пищеварения и инфекционных болезней. Члены семьи – не самые желаемые доноры, поскольку они не всегда бывают правдивы, отвечая на вопросы врачей о своих проблемах со здоровьем. «Вы же не обязательно поведаете своим любимым, что ходили к проституткам». Коруц трепетно вспоминает одного простого парня, который, по понятным причинам, пожелал остаться инкогнито. Его микрофлора была пересажена десяти пациентам – и все они вылечились. «А он сам как будто поумнел, и уважать его стали больше», – бесстрастно добавляет Коруц. Бóльшая часть того, о чем говорит доктор, произносится с бесстрастным видом. «В России, – сообщает он мне, – если вы слишком много улыбаетесь, люди могут подумать, что с вами что-то не в порядке». Александр вынужден напоминать себе, что во время бесед с окружающими неплохо бы иногда улыбаться. Иногда такое понимание ситуации слегка запаздывает – как слова, произносимые иностранным корреспондентом, который вживую ведет репортаж откуда-то издалека.

«А вот и он». Высокий незнакомец, одетый как того требует миннесотская зима, размашистым шагом входит в прихожую, неся небольшой бумажный пакет.

«Не лучшее из того, что мне удалось», – говорит мужчина, кивая в знак приветствия и передавая пакет Коруцу. И, ничего более не добавляя, поворачивается, дабы уйти. Смущенным он не выглядит – скорее, просто спешит. Он – герой, мало похожий на героя. Но он же – и тот, кто без всякого шума спасает жизни и помогает восстановить здоровье людям, делясь с ними продукцией своего утреннего туалета.

Коруц ускользает в пустой учебный класс и набирает телефонный номер Мэтта Гамильтона. Этим утром, когда назначена пересадка бактерий, Мэтт – по дороге в лабораторию микробиологии окружающей среды, где он трудится постоянно и где материалу предстоит дальнейшая обработка, – должен был ненадолго заехать в больницу. К этому времени он обычно уже там, и Коруц места себе не находит от нетерпения. Анаэробные бактерии, взятые из толстой кишки, требуют быстрых действий. Никто не знает, сколько времени они еще будут сохранять жизнеспособность.

Коруц оставляет сообщение: «Привет, это Алекс. Товар готов, можно забирать». Александр прищуривается: «Думаю, набрал его номер». Если сообщение попадет к кому-то другому, смысл его может показаться весьма сомнительным. У меня в уме возникает картина: офицер службы по борьбе с распространением наркотиков трясет гастроэнтерологов, а Коруц яростно пытается что-то объяснить.

Коруц уже едва владеет собой, когда в спешке вваливается Мэтт, весь припорошенный снегом, как полярный медведь, и полный извинений. Мэтт улыбается так естественно, как Александру вовек не суметь. Мне кажется, злиться на Мэтта Гамильтона – невозможно.

До лаборатории 10 минут езды на машине. Мэтт ведет быстро, и портативный холодильник так и норовит съехать с заднего сиденья, в автомобиле царит некоторое напряжение. Это холодильное устройство – штука заметная. По виду – нечто среднее между ящиком с набором продуктов и живым пассажиром. Вскоре мы уже кружим, ища место, где бы припарковаться. Гамильтон негодует из-за пустой траты времени: «Возил бы органы, уже давно бы пропуск на стоянку выдали!»

Похоже, поиски паркинга – дело более долгое, чем сам рабочий процесс. Оборудование нужно простое: блендер марки Oster[228] и комплект решет для просеивания земли. В крышку блендера встроены два патрубка: один – чтобы вкачать внутрь азот, второй – чтобы вытеснить кислород. Обычно бывает достаточно двух-трех 20-секундных импульсов. Материал становится разжиженным в нужной мере, и наступает этап просеивания. По понятным причинам все происходит под вытяжной вентиляцией. Пропуская все через сита, Мэтт непринужденно болтает, время от времени именуя нечто узнаваемое – кусочек перца чили, например, или арахиса.

Принимается решение еще раз пропустить все через блендер. Если материал свободно не изливается, то можно засорить им колоноскоп и помешать равномерному распределению микробов в толстом кишечнике. Гамильтон поворачивается ко мне лицом: «Сегодня мы столкнулись с тем, что приходится делать, если попадается слишком много твердых и плотных кусочков, а не просто нечто почти гомогенное». Это как в реалити-шоу American Chopper, когда Paul Senior или Vinnie смотрят прямо в камеру и комментируют то, что зрители видят на своих экранах.

Наконец-то жидкая масса перелита в контейнер с очень крепкой крышкой и снова отправлена в охлаждающее устройство. По виду совсем как кофе с молоком, только у молока – пониженная жирность. Запаха почти никакого, все газы еще раньше ушли в вытяжку. Мы трое: Мэтт, я и портативное холодильное устройство – все дружно спешим вернуться в автомобиль, чтобы отправиться обратно в больницу.

Пациент, которому должны произвести пересадку, уже прибыл и ждет на каталке в закутке, огороженном занавесками. Коруц все еще в прихожей, поскольку не успел снять свое светлое пальто. Мэтт передает Александру холодильный ящик. Материал все еще находится в пластиковом контейнере, обложенном льдом. Коруц спрашивает проходящую мимо медсестру, где оставить контейнер до открытия процедурной. Она на бегу бросает в нашу сторону мимолетный взгляд: «Только не вносите это туда, где мы кофе пьем в перерывах».

Как и люди, бактерии чувствуют себя хуже или лучше не столько сами по себе, сколько в зависимости от обстоятельств. Стафилококкам, к примеру, не слишком вольготно на коже – вероятно потому, что там для них маловато пищи. Стоит же им попасть в кровяное русло (скажем, через операционный надрез), и мы получим совсем другую историю. Рецепторы и поверхностные протеины позволяют микроорганизмам «чуять» нутриенты в окружающей среде. Как выражается Гамильтон: «Вот славное местечко, говорят они себе, рванем-ка сюда». Все на вечеринку кишечных бактерий! Но вот что плохо: штаммы бактерий в больницах обычно устойчивы к антибиотикам. Госпитализированные больные частенько обладают слабой иммунной защитой и не могут сами постоять за себя.

Типичный случай – E. coli[229]. Большинство ее штаммов, находясь в толстом кишечнике, не дают явной симптоматики. Иммунная система человека привычно противостоит множеству подобных бактерий, живущих в кишечнике. Никаких сигналов тревоги. Но стоит тем же штаммам проникнуть в уретру и мочевой пузырь, и наш организм уже воспринимает их присутствие как посягательство на свое здоровье. И теперь симптоматику создает уже сам иммунный ответ – в форме, допустим, воспалительного процесса.

Даже C. diffcile[230] сама по себе еще не является патогенной. Эта бактерия присутствует в составе микрофлоры от 30 до 50 % новорожденных, что не вызывает никаких болезненных проявлений. Другие бактерии могут ограничивать выделение C. diffcile токсинов, или же объем ее бактериальной массы слишком невелик для проявления заметных симптомов нездоровья.