— Вам надо ехать, синьор? — удивился Коррадо. — Но как вы оставите ее?..

— У меня нет другого выхода, — тяжело вздохнул Донато. — Я должен удержать сыновей знахаря от военного похода, иначе Симоне не сможет лечить Марину. И вот еще что, мессер Коррадо. Мне сейчас важна каждая минута, и я не могу задерживаться в Кафе для объяснений о гибели Уберто и Чечилии. Вы видели, как все произошло, и я прошу вас доложить кафинским чиновникам, что брат и сестра Одерико погибли по собственной вине.

Генуэзец кивнул в знак согласия, а Донато обратился к двоим слугам, которые верхом сопровождали повозку:

— Ты, Галеотто, и ты, Никколо! Вы поедете со мной. А ты, Энрико, все понял? Если второй раз допустишь такой промах, как сегодня…

— Нет, нет, синьор, я все понял, я больше вас не подведу! — торопливо сказал Энрико, глядя на хозяина преданными глазами.

Кивнув на прощание Коррадо и бросив тоскливо-тревожный взгляд на хижину знахаря, Донато вскочил на коня и в сопровождении слуг помчался по дороге в сторону Кафы.

Они ворвались в город как раз в тот момент, когда стражники уже закрывали ворота предместий. Не замедляя бешеной скачки, всадники пронеслись мимо оливковой рощи у южного склона Митридатского холма, мимо недостроенной башни святого Фомы, мимо фонтана за юго-западным крылом цитадели и наконец осадили лошадей у таверны «Золотое колесо», что стояла при дороге, ведущей к порту. Именно в этом сомнительном, но бойком заведении Донато рассчитывал застать Бартоло, который, как завсегдатай таверны, непременно захочет перед отбытием в поход выпить с приятелями.

Светильники в углах обширного помещения разгоняли вечерний мрак, но не настолько, чтобы Донато сразу разглядел всех участников шумной компании, собравшейся вокруг большого стола. Вбежав в таверну, он с порога крикнул:

— Бартоло, ты здесь?

От компании тотчас отделилась разрумянившаяся, с полуголой грудью Бандекка и кинулась на шею к Донато, обдав его запахом вина и дешевых благовоний.

— Красавец мой, давно же ты у нас не появлялся! Говорят, живешь теперь в деревне с какой-то дикаркой? А она умеет так целоваться, как я?

Донато резко отстранил цеплявшуюся за него девицу и шагнул к столу. Навстречу ему поднялся Лукино Тариго:

— Римлянин, ты? Что это тебя к нам занесло на ночь глядя? Да ты, гляжу, так запыхался и запылился, словно за тобой черти гнались!

— Это я гонюсь, а не за мной, — сообщил Донато. — Спешу застать в Кафе братьев Бартоло и Томазо.

— Бартоло и Томазо? — Лукино присвистнул. — Ну, так ты опоздал. Их уже больше недели нет в городе.

— Как нет? — насторожился Донато. — Симоне сказал, что они еще здесь. Я должен их догнать и вернуть, я обещал ему.

— Так это старый отшельник хочет задержать их в Кафе? — усмехнулся Лукино. — Что ж, значит, Бартоло все правильно рассчитал. Он так и думал, что старик помешает их отъезду, а потому попросил передать ему весточку с опозданием.

— Черт возьми! — Донато упал на скамью и с досадой стукнул кулаком по столу.

Завсегдатаи таверны уставились на него с любопытством и удивлением, пьяная Бандекка расхохоталась, а Лукино насмешливо спросил:

— А почему ты взялся выполнять поручение Симоне? Ты же теперь разбогател, стал владельцем поместья. Какое тебе дело до сыновей полоумного отшельника?

Донато вскочил и потянул генуэзца прочь от стола:

— Пойдем, Лука, мне надо с тобой поговорить, это очень важно.

Тариго был явно заинтригован и повел Донато в отдельную комнату, где обычно собирались близкие друзья владельцев таверны.

— Так что за причина для волнения? — спросил генуэзец, зажигая светильник на столе. — Впервые вижу невозмутимого римлянина таким встревоженным.

— Лукино, помоги мне догнать Бартоло и Томазо! — воскликнул Донато, сверкая глазами и нетерпеливо постукивая ребром ладони по спинке стула. — Я хорошо тебе заплачу, только помоги! Время дорого!

— Но я не смогу помочь, если не буду знать, в чем дело, — заявил Тариго. — Или рассказывай все, или не проси о помощи. Да и потом, мы не можем ехать за ними на ночь глядя, а только с утра. Так что время есть, рассказывай.

— Ладно, слушай. У меня нет причины скрывать это от тебя.

Выслушав рассказ Донато, генуэзец сделал удивленную гримасу:

— Кто бы мог подумать, что эта малютка-славяночка так зацепит гордого римлянина и что ради нее он будет готов совершать безумства!

— Не смей говорить о ней в таком тоне! — Донато непроизвольно поднес сжатую в кулак руку к лицу Лукино. — Она сейчас между жизнью и смертью! И только Симоне может ее спасти! А он не исцелит Марину, если я не верну ему сыновей!

— Погоди, не горячись, — остановил его Тариго. — Рассуди здраво: как может спасение Марины зависеть от того, вернутся ли в Кафу Бартоло и Томазо? Если раненую удастся вылечить, значит, такова божья воля. А старику скажешь, что не застал его сыновей в Кафе, потому что уехали они не сегодня, а десять дней назад. Не будет же он из-за этого вредить твоей милой.

— Вредить не будет, но и помочь не сможет. Он ведь не простой лекарь, этот Симоне, а настоящий горный колдун, который видит людей насквозь. Он сразу поймет, что я обманул его, смалодушничал, не сделал все, что мог. Поэтому и прошу тебя, Лукино: помоги мне догнать его сыновей! Ведь ты наверняка знаешь, где они сейчас.

— Где они сию минуту — не знаю, — пожал плечами Лукино. — Но неделю назад они вместе с другими арбалетчиками отплыли из Кафы в Тану, чтобы присоединиться к отряду, прибывшему туда из Генуи.

— Значит, они еще могут быть в Тане?

— Да. А может, уже выступили в поход.

— Вместе с войсками Мамая?

— Мамай будет идти из своей столицы Сарай-ал-Джедид, а генуэзцы, вероятно, присоединятся к нему по дороге. Впрочем, я точно не знаю.

После некоторого раздумья Донато заявил:

— Я немедленно отплываю в Тану.

— Когда? Прямо ночью? И на чем?

— Я прошу тебя, Лукино, дать мне свою фусту. Если же ты откажешься, найму любой корабль или лодку. Но все же мне хотелось бы добраться в Тану с твоей помощью. Ты знаешь тамошние места, да и фуста твоя легкая, маневренная, она быстро доплывет до Таны.

— Сказать по правде, я и сам собирался в Тану по торговым делам, но лишь через несколько дней. Моя посудина нуждается в некотором ремонте.

— Но ведь путь-то невелик, мы его за день-другой одолеем! — воскликнул Донато. — Я с лихвой оплачу твой риск, Лука! А корабль починишь уже в Тане.

Генуэзец призадумался, видимо подсчитывая в уме свои выгоды и риски.

— Когда же ты хочешь ехать?

— Да хоть сейчас, немедленно!