— И если бы не все то, что я от вас услышал, дело пошло бы в архив. Не фазу, спустя какое‑то время, но именно там бы и осталось. Помогли две вещи. По чистой случайности пани Иоанна упомянула мне о каком‑то парне, который живет в квартире напротив Выстшиков, я его припомнил…

—Но он там лишь недавно поселился и не понравился мне. — Это выскочила я со своим замечанием.

—Неважно. Ага, коньяк, благодарю. Я тоже ему не понравился, благодаря чему он оказался бесценным свидетелем.

— Ну! — поторопила Магда Гурского, который, похоже, занялся коньячком. После чего у него явно изменилось настроение..

— Главным образом мне помогла молодая дама, которая там находилась с тем неприятным молодым человеком. Кажется, квартира досталась им потому, что родители уехали в отпуск, вот молодежь и воспользовалась вольной хатой. Из‑за двери слышались крики, что, мол, у нас и без того времени с гулькин нос, а тут еще какие‑то нахалы настырные пристают. Я так понял, что одним нахалом были вы, пани Иоанна, а вторым я.

—Может, и еще кто‑нибудь вклинился.

—Возможно. Им хотелось побыть вдвоем, а тут какие‑то злодеи то и дело в дверь звонят и людям нервы дергают И больше кричала дама, что из‑за этих калик перехожих у ее партнера резко снижается… Она выражалась беспардонно, это я вам сейчас культурно перевожу: снижался у парня, значит, темперамент и энтузиазм поубавлялся. А я им на это: если они не откроют следователю и не ответят на мои вопросы, я так и останусь стоять у их двери, у них еще и не то снизится. Они, народ молодой, разумный, поняли, что с полицией лучше не лаяться и ответить на ее вопросы тут, а не тащиться в комендатуру. Быстренько собрались, на все вопросы дали четкие ответы с точным указанием дня и часа. Наверняка им не хотелось вторичного разговора, надо было сразу отделаться от настырного мента. Вдобавок парень сел за ноутбук и моментально напечатал показания. Способный парень! Оба подписались, и по сути это единственный правильно оформленный и составленный протокол допроса свидетелей.

— Они видели пробирающегося по коридору подонка?

— Видели, причем оба. Поскольку у дамы были кое–какие сомнения, она не так хорошо знала подозреваемого, как ее парень, обозрела его в замочную скважину и даже через глазок в двери и убедилась: тот, что старался тайком пробраться по коридору в свою квартиру.

— Выстшик? — деревянным голосом спросил Вежбицкий.

— Собственной персоной. И еще один полезный факт. Только вчера выяснилось, что есть еще одна запись в здании телевидения, от которой волосы становятся дыбом. Такой бардак, что следовало бы привлечь кого надо, тех, кто принимал участие, а случилось так, что совершенно случайно из Гданьска приехал очень нужный исполнитель, причем ни о чем не подозревая, с ним поговорили и много чего узнали.

Тут я остановила пленку, вспомнив, какое это произвело на меня впечатление. Сидящая рядом со мной Магда как‑то судорожно вздохнула и окаменела. Ни слова не сказала, не пошевелилась.

Только теперь я поняла. Ясно, что такой нужный следствию человек, приехавший из Гданьска, оказался ее Десперадо, а вдруг он к ней приехал, а вдруг гурский на своей кассете ляпнет, чего не следует, а тут напротив сидит Островский…

— Ну! — подогнала меня ничего не понявшая Лялька.

Я щелкнула включателем.

И опять послышался голос Гурского:

— …Об одной камере никто не знал, а он ее лично устанавливал. Пленки хватило, а в самом конце запечатлелась еще картинка: Заморский входил в здание в сопровождении какого‑то мужчины, и понятно, пришли вместе. На этом стоит время и дата…

Камера произвела фурор, поднялся шум, каждому надо было что‑то сказать. Островский настаивал на технике увеличения и четкости изображения, Петрик требовал переговорить с охраной, советуя как следует поприжать некоего Тырчика, я пыталась добиться ответа на свое настырное «и что?», Вежбицкий добивался того же самого. Наконец дали слово Гурскому.

— И вот это было уже конкретным фактом. После того, что я здесь подслушал… Совсем по–другому идут поиски, когда знаешь, что ищешь. Теперь уменя есть хотя бы основания нажать на свидетелей из Буско, потребовать результатов от краковских сыщиков, у них расследование вообще затормозилось, а ведь, в конце концов, люди знают друг друга, и они даже наметили двух, создали портреты по памяти…

Я опять выключила магнитофон.

— Здесь записана только половина с моей стороны, — объяснила я Ляльке. Я тогда позвонила Мартусе по мобильнику…

— Повтори как следует с обеих сторон!

Я повторила. Разговор получился такой:

— Мартуся, скажи, в той забегаловке — Альхамбре, Альпухаре, Алманзоре, или как ее там, — не сидел, случайно, какой‑нибудь художник?

— А график тебя не устроит?

— Устроит. Сидел?

— График сидел. Лицом к выходу. И даже не очень пьяный. А забегаловка зовется «Алхимия». А что?

— Фамилия, имя, адрес!

Адреса графика Мартуся не знала, но Гурский знаком показал мне, что обойдется.

— Ничего! — нетерпеливо ответила я на ее вопрос. — Потом тебе все расскажу. А сейчас нет времени, гонимся за убийцей.

— Очень хорошо, — похвалила Лялька. Так это точно был папочка?

— У него в доме нашли и пушку и штык Это, с сегодняшнего утра, самые свежие сведения. Ну, может, с полудня. Звонил Гурский, чтобы порадовать меня, а пленки прислал на служебной машине. Ага, и те кассеты с фильмами, которые обнаружили у папочки. Кроме всего прочего, он просто кретин, не выбросил их, хотя даже жена что‑то там вякала, но он несокрушимо верил в себя.

— У тебя несколько этих записей?

Да, набралось. От Гурского, Дышинского, пана Язьгелло, Маевской… Лялька не сводила с меня глаз.

— Слушай, дай мне их все! На время, конечно. Для Эвы, пусть себе послушает. Иначе мне придется самой все это пересказывать и я лопну, кончусь, я же не смогу, пойми! Уже даже слушая, я чувствовала, что некоторые слова застревают у меня костью в горле, ведь это же бред, каких свет не видел! Я тебе их обязательно верну, Марсель с Каськой перепишут, сделают копии, а я тут же тебе отправлю срочной почтой…

— А на кой ей эти копии? Будет смотреть, наслаждаться? Теперь она может спокойно вернуться к себе на родину и продолжать писать, а я еще почитаю ее книги. Теперь ничто этому не помешает.

Лялька с опаской посмотрела на меня и покрутила пальцем у виска.

— Спятила? Ведь начнется суд, допросы…

— Она имеет право отказаться от дачи показаний.

— Ну и что? Увидишь, его еще признают невменяемым, выпустят, и он будет отвечать как свободный человек Видно же, что он чокнутый. Знаешь, когда Эва мне о нем рассказывала, я не всему верила, думала, преувеличивает, а теперь вижу — все правда. Сама посуди: так старался, отпечатки пальцев затирал, а пистолет и штык держал дома, булаву крестному подсунул!