Сегодня «Треска» выполняла спецрейс, имея на борту всего двоих пассажиров. Выглядели они как парочка сухопутных гражданских хлыщей, но по сдержанной помпе, с которой их доставили на пирс, и явному подобострастию, проявляемому как командиром субмарины, так и самим товарищем адмиралом в отношении одного из них, было нетрудно догадаться, что это весьма и весьма важная персона.

Собственно, из всей немногочисленной команды подлодки догадки в отношении пассажиров строил только палубный матрос Агейкин, влившийся в этот дружный коллектив всего полгода назад и еще ни разу не имевший чести лицезреть Василия Александровича Шебаршина – действительного члена нескольких академий, автора ряда серьезных научных трудов, в том числе и принесшей ему всемирную известность книги о методах лечения тяжелых психических расстройств путем воздействия на кору головного мозга электромагнитным излучением, лауреата множества премий, кавалера нескольких орденов, а по совместительству еще и генерал-полковника неизвестного рода войск.

Обладателю перечисленных регалий было тридцать восемь лет от роду. Он имел подтянутую спортивную фигуру, щеголял ровным загаром, носил короткую стрижку и мог похвастаться весьма привлекательной, мужественной внешностью. Шебаршин представлял собой одну из тех уникальных, рождающихся раз в столетие личностей, которым все удается и которые все успевают – двигать вперед науку, совершать открытия, заниматься спортом, коллекционировать старинные монеты, выпивать с друзьями, любить женщин, воспитывать детей, строить дома, сажать деревья и даже, черт возьми, хорошо высыпаться.

Одетый в легкую ветровку и спортивного покроя брюки светлых, пастельных тонов, он легко сбежал по металлической сходне с борта «Трески» на бетонный берег объекта «Лагуна». За ним осторожно, с опаской косясь на черную воду, спустился запакованный в строгий деловой костюм очкастый референт. Если сам Василий Александрович, казалось, просто не замечал неудобств, связанных с путешествием на предназначенной для перевозки испытуемых субмарине, то референт почти всю дорогу находился в полуобморочном состоянии – не столько от морской болезни, сколько от застоявшейся вони немытых тел и человеческих испражнений, благодаря которой на базе команду «Трески» прозвали дерьмовозами.

На предписываемом инструкцией расстоянии от причального бассейна застыл почетный караул под командованием старшего прапорщика Палея. Чуть в стороне, резко контрастируя с затянутой во все черное охраной своим песочного цвета обмундированием, переминался с ноги на ногу начальник по научной части полковник Черных, рапорт которого послужил главной и, пожалуй, единственной причиной этого незапланированного визита.

Палей, печатая шаг, приблизился к Шебаршину, приставил ногу и, взяв под козырек, металлическим голосом начал: – Товарищ генерал-полковник! Почетный караул…

– Отставить, – светским тоном произнес Василий Александрович и, отстранив прапорщика, направился прямо к полковнику Черных. Тот двинулся навстречу, и они обменялись рукопожатием. – Здравствуйте, здравствуйте, Валерий Игоревич! Ну, что тут у вас за форс-мажор, какие такие катаклизмы?

– Да уж, катаклизмы… – Черных неопределенно дернул плечом и поправил очки. – Здравствуйте, Василий Александрович. Простите, что побеспокоил, отвлек от дел, но…

Он возмущенно пожал плечами, потряс головой и развел руками, давая понять, что дело зашло чересчур далеко для того, чтобы его можно было решить своими силами, без вмешательства высокого руководства.

Они разговаривали не как два офицера, разделенные пропастью, пролегающей между такими понятиями, как просто полковник и полковник с приставкой «генерал», а как двое ученых – научный руководитель проекта и его заместитель. Произнесенное Шебаршиным минуту назад «отставить» было единственной командой, которую он изредка употреблял, чтобы пресечь поползновения господ военных превратить научную лабораторию в полковой плац. Военно-полевой лексикон полковника Черных, жившего с ними бок о бок, был несколько шире, но и он старался как можно реже надевать маску солдафона. Для них обоих воинские звания были не предметом гордости или признаком высокого статуса, а всего лишь неизбежным злом, официальной, отдаваемой через силу данью уважения департаменту, который щедро финансировал их исследования.

– А где же виновник торжества? – поинтересовался Шебаршин. – Где он, этот негодяй, почему не торопится с подобающим трепетом предстать пред светлые очи высокого начальства?

– Как обычно, хранит инкогнито, – неприязненно процедил Черных, которому шутливый тон его превосходительства представлялся решительно неуместным в сложившейся ситуации. – Вообще, Василий Александрович, он очень странный тип. Никто его не видел, а некоторые так и вовсе вслух сомневаются в его существовании… ну, или, как минимум, личном присутствии на вверенном его попечению объекте.

– Ну-ну, Валерий Игоревич, – дружески потрепав его по плечу, усмехнулся Шебаршин. Полковника слегка покоробило это проявление панибратского, покровительственного отношения. Помимо разницы в звании, между ними существовала еще и разница в возрасте: Шебаршин был на десять лет моложе, а достиг таких высот, о которых Черных не мог даже мечтать. – Не надо сгущать краски, – продолжал его превосходительство. – Поверьте мне, полковник Маковский не только существует, но и находится здесь, в бункере. Я лично убеждаюсь в этом всякий раз, когда бываю у вас в гостях. – Он обернулся, отыскивая глазами Палея, который торчал по стойке «смирно» там, где его оставили. – Послушайте, майор, или как вас там…

– Старший прапорщик Палей, товарищ генерал-полковник!

– Ну да, конечно. Скажите, как бы нам повидаться с начальником режима?

– Разрешите проводить?

– Несомненно. А то в этих ваших казематах черт ногу сломит.

Палей четким строевым движением повернулся к короткой шеренге почетного караула.

– Сержант, командуйте, – распорядился он, решив для экономии времени пренебречь уставной процедурой: все равно эти шпаки в погонах с большими звездами ничего не заметят. Почетный караул выставили… Спрашивается: для кого?!

Сержант с секундной заминкой, вызванной, несомненно, нарушением привычного порядка («Сержант Гаврилов!» – «Я!» – «Выйти из строя!» – «Есть!»), покинул шеренгу, повернулся к ней лицом и скомандовал:

– Караул, налеву! Шагом – арш! Караул затопал прочь.

– Веди нас, Вергилий, – сказал Палею Шебаршин.

Прапорщик не знал, кто такой Вергилий, но смысл приказа был ему понятен, и он, повернувшись к не устающему разочаровывать его своими неуставными, интеллигентскими замашками начальству, пошел впереди, указывая дорогу. За спиной у него практически сразу завязался негромкий, вполголоса, изобилующий учеными терминами и оттого абсолютно непонятный, как если бы велся на санскрите, разговор. Впрочем, пардон; будучи не в состоянии вникнуть в технические детали, общий смысл и направление беседы Палей все-таки улавливал: генерал интересовался ходом исследований, а полковник не столько докладывал, сколько оправдывался, ссылаясь на конструктивные недостатки оборудования, сырость общей теории и сомнительность каких-то там предпосылок. Дело было ясное: доктор Смерть попусту расходовал мегаватты электроэнергии, тратил казенные деньги, гробил дорогостоящее оборудование и пачками отправлял на тот свет испытуемых, и все это без видимой отдачи… По мнению старшего прапорщика Палея, которым, увы, никто не интересовался, Черных был самый обыкновенный жулик и очковтиратель – короче говоря, вредитель, которому самое место в похоронной камере.