Чарльз невольно улыбнулся.

Дункан вышел через десять минут.

– Он заинтересовался. На этот раз скажи правду, а дальше видно будет. – Он хлопнул Чарльза по плечу. – Удачи!

Генерал направился к выходу, а Чарльз вошел во внутренний кабинет. Когда он переступал порог, в его голове вдруг возник образ человека, шагающего в пропасть, как говорил Дункан.

У полковника Бенджамина Ф. Грирсона была густая широкая борода и крупный нос, придававший ему пиратский вид, усиленный шрамом на лице. Пригласив Чарльза сесть, он положил на стол чистый лист бумаги, рядом с маленьким амбротипом в золоченой рамке. Чарльз предположил, что женщина на портрете – жена Грирсона.

– Буду откровенен, мистер Мэйн, ваше желание вступить в Десятый сопряжено со множеством трудностей. Прежде чем мы перейдем к ним, я хотел бы знать, почему вы здесь. Джек ведь говорил вам, что десятки опытных офицеров этой армии наотрез отказываются служить в «черных» полках?

– Говорил, сэр. Я здесь потому, что я солдат и ничего другого не умею. Южные шайенны пару месяцев назад убили моего партнера и его племянника…

– Да, Джек сказал. Сочувствую вам.

– Спасибо. Я хочу отплатить за то, что сделали шайенны…

– Только не в моем полку, сэр, – ответил Грирсон с оттенком досады. – Десятый будет не определять политику, а лишь проводить ее. Наша задача, изложенная генералом Шерманом, – поддерживать военное присутствие на Равнинах. Это лишь функция защиты. Мы должны охранять поселенцев, пути их продвижения, железные дороги. Мы не станем нападать, если не нападут на нас.

– Сэр, мне жаль, если я сказал…

– Выслушайте меня, сэр. Для того чтобы мы могли осуществлять свою миссию, мы прежде всего должны научить этих людей ходить строем, ездить верхом, стрелять и соблюдать воинскую дисциплину. Я говорю о неграмотных людях, мистер Мэйн, которые в своих городах работали привратниками, официантами, кучерами. О чернокожих, у которых никогда прежде не было шанса пробиться наверх, сделать хоть какую-то достойную карьеру. Я всерьез намерен превратить этих людей в отличных солдат, которыми мог бы гордиться любой командир. Я добьюсь этого теми же средствами, что помогали мне учить детей музыке в Иллинойсе. Строжайшая дисциплина и постоянная, неустанная тренировка. За это и будут отвечать мои офицеры. У них не останется времени на личные вендетты.

– Прошу прощения за свои слова, сэр. Я понял, о чем вы говорите.

– Вот и хорошо, – кивнул Грирсон. – В противном случае я зря потратил на вас время. – Задумчиво посмотрев на Чарльза, он добавил: – Нет, это нечестно. Я решил побеседовать с вами исключительно по собственному желанию, но продиктовано оно крайней необходимостью, о которой я уже упоминал. Я еще должен признаться, что с некоторой неохотой соглашаюсь взять на службу южанина.

Последние слова вызвали у Чарльза раздражение, но он промолчал.

– Видите ли, мистер Мэйн, у меня особый взгляд на эту страну. Его явно не разделяют тысячи полковников и генералов, не говоря уже о гораздо более низших чинах. Я искренне верю в слова из декларации мистера Джефферсона о том, что все люди созданы равными. Пусть у них разный ум, внешность и окружение, но возможности, несомненно, должны быть у всех одинаковыми. Я верю, что осознанно или нет, но мы вели войну именно за то, чтобы все это относилось и к черной расе тоже. Я прекрасно понимаю, что эта идея непопулярна. Многие из моих знакомых офицеров обвиняют меня в том, что я хочу «принизить их до ниггеров», как они выражаются. Пусть так. Но я считаю, что в этом новом полку прежде всего должно главенствовать именно такое убеждение. Если мы не сможем создать такой полк, то и вся армия никуда не годится, и вся Америка, и вообще ничего. Поэтому мои офицеры должны быть готовы защищать своих людей от враждебности и предубеждений остальной армии. – Грирсон помолчал, всматриваясь в Чарльза. – Вы из Южной Каролины, – наконец заговорил он снова. – Для меня это не будет иметь никакого значения, если только вы сможете жить по моим правилам. Если же нет, вы мне не подходите.

– Я смогу, сэр, – напряженно произнес Чарльз, боясь, что ему сейчас откажут.

– Вы сможете честно и справедливо обращаться с чернокожими солдатами?

– Я дружил с черными на плантации, когда был подростком.

Снова неверная тактика. Грирсон взмахнул рукой с горькой усмешкой на лице:

– Это были несвободные люди, мистер Мэйн. Рабы. Здесь их нет.

– Позвольте объяснить, сэр. – Голос Чарльза стал немного жестче. – Нет, я не смогу ладить со всеми без исключения. – Грирсон хотел что-то сказать, но Чарльз быстро продолжил: – Как не мог ладить со всеми белыми в легионе Уэйда Хэмптона или во Втором кавалерийском в Техасе. Везде и всегда найдутся свои идиоты и пройдохи. Я всегда предупреждал таких людей, но только один раз. Если они продолжали, сажал под арест. Если и это не помогало, выгонял. Точно так же я буду поступать и в Десятом. – Он посмотрел Грирсону прямо в глаза. – Как и подобает кадровому офицеру.

Последовало довольно долгое молчание. Грирсон смотрел на Чарльза. А потом вдруг между его пышными усами и роскошной бородой сверкнула улыбка.

– Хороший ответ. Ответ настоящего солдата. Я принимаю его. Люди в Десятом должны цениться по заслугам, и никак иначе.

– Да, сэр, – сказал Чарльз, чувствуя, однако, легкую неуверенность.

Он так торопился с ответом, потому что хотел поступить в полк, любой, а здесь очень нуждались в офицерах. Но он сильно сомневался, что сможет сделать из негров, набранных в больших городах, хороших солдат; те же сомнения одолевали его и в казармах Джефферсона, только уже насчет белых бродяг, которых он там обнаружил. Возможно, такая предвзятость была результатом учебы в Вест-Пойнте, но отрицать ее он не мог.

– Мистер Мэйн, – Грирсон наклонился вперед, – я презираю лжецов и мошенников, но сам становлюсь одним из них. Вам тоже придется солгать, когда вы предстанете перед специальной комиссией. По крайней мере один из ее членов, капитан Краг, будет очень пристрастен. Он ненавидит всех, кто носил серые мундиры Конфедерации. Его младший брат умер в лагере Андерсонвилль.

Чарльз кивнул, запоминая имя.

– Так. Теперь подробности. – Грирсон обмакнул перо в чернила. – Вы уже подавали прошение о помиловании?

– Письмо будет написано сегодня.

– Мне известно, что вы меняли фамилию, чтобы попасть в казармы Джефферсона. Какое имя попробуем на этот раз?

– Я подумал, что это должно быть что-то знакомое, чтобы я мог откликаться естественно. Чарльз Август. Имя Август связано с моей семьей.

– Август. Хорошо. – Перо заскрипело по бумаге. – До какого чина вы дослужились в разведке Хэмптона?

– Майор.

Грирсон записал: «Без чина. Нерегулярные части (разведчик)».

– Будет лучше всего, если мы с вами вообще забудем, что вы когда-то переступали порог Вест-Пойнта. Как по-вашему, многие выпускники Академии могут вас узнать?