Следующее донесение Казановы – бурная моралистская тирада по поводу браков, чересчур легко расторгаемых церковными судами! «Ответственные за этот высший беспорядок и преступное распутство – церковные адвокаты. Порочные деяния сих лиц и постыдное молчание тех, в чьей власти пресекать подобные злоупотребления, но которые, однако, совершенно о сем не заботятся, являются первопричиной этого зла. Если и существует на свете суд, где судьям такого рода платят наличными, то это церковный суд; бесстыдство, с коим они покупают свидетелей, не знает границ: они заставляют их молчать, или отрицать, или опровергать. И тогда – одно из двух: либо мудрое правительство должно решиться и исключить брак из числа таинств, как сделали все протестанские общины, либо Религия не должна более позволять, чтобы таинство подвергалось публичным оскорблениям со стороны верующих, ставших предметом насмешки для развратных людей и жертвой подлых сеятелей раздора». Невозможно поверить!

Казанова также нападает на непристойные речи, звучавшие во время первого бала Святого Бенедикта, когда давали балет некоего Джузеппе Канчиани под названием «Кориолан». Который, по его словам, породил некий дух бунта и вызвал зловещие рассуждения. По правде говоря, доносы Казановы (слишком) хорошо отвечали тревогам венецианских властей. Но он как раз и не сообщал государственным инквизиторам ничего нового. Только повторял то, что они и так знали. Стремясь им понравиться, предупредить их желания, Казанова ни о чем их не оповещал. Более того, пускался в литературные, философские и моральные рассуждения, до которых инквизиторам не было никакого дела: им были нужны факты и только факты, конкретные и увесистые, для подтверждения обвинений. А его теперь шокировал даже вид обнаженного тела!

Ничтожным, вообще-то, шпионом был Джакомо Казанова, так и не раскрывший ничего существенного. Тем не менее из-за этой грязной работы, хоть и оказавшейся малоэффективной, он совершенно опустился, вменив себе в обязанность стать безжалостным цензором любой плохой литературы, нечестивой или безнравственной. «Повинуясь вашему досточтенному распоряжению, скажу в общих чертах, что у всех на руках, а также у книготорговцев, можно найти произведения Вольтера, кощунственные сочинения, среди которых: “Орлеанская девственница”, “Философия истории”, “Святая свеча”, “Философский словарь”, “Энциклопедические опыты”, “Послание к Урании”, “Евангелие разума” и другие. Имеется также ужасная “Ода Приапу” Пирона. Из Руссо есть “Эмиль”, заключающий в себе множество кощунств, и “Новая Элоиза”, утверждающая, что человек не наделен свободным суждением. Есть “Об уме” Гельвеция. Есть “Велизарий” Мармонтеля, “Церковные лавры”, “Тереза философ”, “Нескромные игры”, а из Кребийона-младшего – скандальная история “Буллы унигенитус”, под прикрытием отвратительной и похотливой сказки. Все произведения Буланже нечестивы; нечестивы и стихи Баффо; поэма нечестивой Лукреции была переведена на итальянский аббатом Пастори, бывшим иезуитом, который живет в этом городе, под чистыми веяниями сего милостивого неба. “Важный экзамен” милорда Болингброка, сочинение крайне нечестивое, которое есть сатира на нашу религию, от сотворения мира до последнего вселенского собора, находится у многих на руках. “Военный философ”, “Фрере”, “Развенчание христианства”; все нечестивые сочинения атеиста Ламетри; Лукиан, переведенный на итальянский, “О Мудрости” Шарона, отпечатанное в Венеции, Маккиавелли, Аренито и многие другие, названий не упомню, находятся у всех на руках. Так же и “Церковная история” аббата Флери, с нечестивым предисловием, приписываемым русскому царю, и сочинения аббата Рейналя, осужденное во Франции, распространены повсюду. Последнее издание этого сочинения привез из Вены в Венецию его светлость посол, вернувшийся в Вену, такой же есть у синьора Анджело Цорци. Не говорю уже о нечестивых книгах еретиков и сеятелей атеизма – Спинозы, Диагора и Порфирия, поскольку их можно найти во всех хороших библиотеках».

Ну и каталог! Все в одну кучу! Кстати, Казанова как будто не сознает, что таким образом проявляет осведомленность, которая может показаться подозрительной тем же инквизиторам. Даже Баффо, своего первого учителя, не пощадил. Какое предательство! А Казанова продолжает донесение в том же тоне, обличая все эти книги, «которые нельзя назвать нечестивыми, поскольку они не затрагивают догматы, но очень дурными, поскольку по своему безудержному распутству они словно были написаны именно для того, чтобы пробуждать от сна наихудшие страсти путем сладострастных, похотливо изложенных рассказов». Множество книг, продающихся подпольно или же находящихся в венецианских читальнях, заслуживают сожжения на костре: «Привратник Чертозини», «Монахиня в сорочке», «Нокрион», «Процесс П. Жирара и Ла Кадьер», «Штопальщица Маргарита» и т. д. Неужели Казанова забыл, что его самого посадили в тюрьму за нечестие? Неужели он пытается вернуть себе нравственную девственность в глазах государственных инквизиторов? 7 октября 1780 года он становится постоянным «конфидентом» инквизиторов с ежемесячным жалованьем в пятнадцать дукатов. Три месяца спустя те же самые инквизиторы внезапно отстранили его от должности, недовольные его услугами, и он спешно шлет им встревоженную мольбу: «Исполненный смятения, удрученный болью и раскаянием, признавая себя совершенно недостойным адресовать свое низкое послание их превосходительствам, сознаваясь, что пренебрег своими обязанностями в создавшихся условиях, я, Джакомо Казанова, на коленях умоляю о милосердии Государя, молю его предоставить мне из сочувствия и милости то, в чем по справедливости и по размышлении он не может мне отказать. /Прошу о владетельном великодушии, дабы оно пришло мне на помощь, дозволив мне, для поддержания своего существования, рьяно исполнять службу, к которой я был приобщен. /По этой почтительнейшей просьбе Ваши превосходительства в мудрости своей рассудят, каково расположение моего ума и мои намерения». Тем не менее инквизиторы не были тронуты этой речью и не пересмотрели своего решения. Он лишился жалованья. Они предоставили Казанове лишь дополнительное жалованье за месяц, уточнив, что в будущем он будет получать оплату сдельно, в соответствии со значимостью каждого из его донесений. Ирония судьбы: его последнее шпионское донесение помечено 31 октября 1782 года – годовщиной его побега из Пьомби.

Во все это время Казанова вел очень упорядоченную, даже стесненную жизнь – явный признак психической усталости, утомления от жизни, отречения. Она даже больше не играл – говорит само за себя! Вероятно, к тому времени у него остались лишь весьма скудные ресурсы, не позволявшие ему рискованных ставок и необдуманных расходов, в другие времена он не колеблясь наделал бы долгов ради нескольких рискованных партий в фараон. Элио Бартолини чудесно передает эти сумерки Казановы, постепенное угасание распутника, замыкающегося в себе. «Разумеется, Казанову еще приглашают в загородные усадьбы, в городские особняки, в театральные ложи, но его шутки, даже рассказанные по-французски, уже не так смешат. Его мания цитирования часто не находит отклика в аудитории: да и кому цитировать Горация, когда теперь все, начиная с завсегдатаев отеля Трон, цитируют Руссо? Порой даже открыто зевают перед этим выставлением напоказ своей эрудиции в области истории и философии, литературы и науки. Наконец, его претензия всегда быть правым стала считаться чудачеством: “Этот странный человек, который никогда не хотел быть неправым”,– вспоминал Да Понте, который, впрочем, мало упоминал о Казанове»[100]. Да, звезда Казановы закатывается.