– Что будем делать? – спросила Анна у Сари.

– Давай придумаем какую-нибудь подставу.

И они обе улыбнулись.

Темнота проникла в город не наглее, чем странствующий поэт, но все равно это случилось неожиданно. Просто вдруг стало заметно, что темно – всегда. Темно, когда уходишь на работу или в школу, темно, когда шлепаешь по лужам под проливным дождем со снегом в продуктовый или домой. В ноябрьской темноте опасно думать о том, сколь безутешно состояние бездомного, когда нет места, откуда можно уйти и куда вернуться, – в темноте, вопреки ей. Темнота давно предупреждала о своем появлении, оставляя лето с его светлыми вечерами позади, – так она делала всегда, и вряд ли в этом было что-то новое. И все же она сумела тихо пристроиться сзади и напугать: «А вот и я! Как ты?»

В лучшие дни за высотками можно было заметить оранжевый отблеск, но по большей части дни тянулись однообразно в утратившем цвет мире. Где-то в другом месте в принципе можно было бы отдаться течению спокойствия и тишины, погрузиться в темноту и идти дальше вместе с ней, обретя красоту среди тысяч оттенков серого, обрисовывающего скупой пейзаж, и позволив настроению слиться с природой. Только в городе такое невозможно.

Вода луж впитывается сквозь подошвы в носки, ноги начинают мерзнуть. Скорей бы выпал снег, он всех утешит – так говорят люди. Будет гораздо светлей, но когда снег выпадает, то наступает полный хаос: задерживаются поезда и самолеты, на автострадах гибнут люди, стоимость электричества вырастает, в магазинах заканчиваются лопаты, население начинает грипповать, а продажи горячительного идут в гору.

А утром надо идти на работу, хотя совсем неохота, и играть в свете ламп роль западного человека, навязанную рынком и маркетинговыми механизмами.

Утром, в день суда над Каариной Хельмерсон, Анна решила навестить Акоса в лечебнице для алкоголиков, куда она отвезла его, когда Акос явился к ней уже почти спившийся и попросил прощения за все.

Анна простила. Почти простила. И хотя она знала, что поддерживает болезнь брата, помогая ему, прогнать его она не смогла.

Акосу было лучше, тремор и черти оставили его в покое благодаря пилюлям, которые тут давали. Анна не очень понимала идею лечения одной зависимости при помощи другой, но комментировать это у нее желания не было. Главное, чтобы Акос вылечился хотя бы на какое-то время.

На улице она заметила тату-салон и вспомнила, как Вирве рассказывала ей о том, что своего колибри она набила здесь. Мимолетная мысль заставила ее зайти внутрь. За стойкой ее встретила юная девушка вся в проколах на лице.

– Здравствуйте, – поздоровалась она, оторвав глаза от журнала.

– Добрый день, – ответила Анна и показала свой полицейский значок. – У меня есть вопрос по поводу одной татуировки. Вы не помните, в мае некая девушка набила себе на руку большую картинку, на которой колибри пьет нектар из орхидеи?

– Помню, – сказала девушка. – Получилось прекрасно, только я татушками не занимаюсь, я делаю пирсинг. Тимо! – крикнула она. – Тут из полиции интересуются тату с колибри, которую ты делал весной!

Из задней комнаты вышел здоровенный мужик со сплошь зататуированными лицом, руками и шеей. «Вот это да, вот это секси!» – подумала Анна и улыбнулась.

– Я из полиции, меня зовут Анна Фекете, добрый день! Помните татуировку?

– Помню, ясное дело. Я помню все, что я набил.

– Помните, кому делали?

– Кого из них? – спросил Тимо.

Тут у Анны остановилось сердце.

– Что вы сказали?

– Их было два.

Два колибри. Jézus Mária.

– Сначала пришла светловолосая хипарка, а через пару недель – другая, среднего возраста, может, чуть старше, брюнетка. У нее были очень мускулистые руки.

– Вы регистрируете клиентов в журнале? Как зовут брюнетку? – Анна едва сдерживала возбуждение.

– Где-то есть. Обычно записываются по имени. Я погляжу. Секунду.

Он пошел к компьютеру и нажал пару клавиш. Татуировки покрывали даже пальцы. И все равно те были прекрасны в своей жутковатости.

– Ну вот. Ее звали Яна. Фамилии не сказала, да я обычно и не спрашиваю.

– Позволите, я возьму визитку? – спросила Анна, указывая на коробочку на стойке. – Мало ли, возникнут вопросы.

– Конечно, – ответил тот и внимательно посмотрел на Анну.

Итак, Яна. Что за Яна? Мысль у Анны работала, как в горячке. Приходилось ли мне слышать это имя когда-нибудь раньше? Может, в списке учеников, присланном из школы Салойнена? Анна позвонила Эско и попросила его проверить данные. Потом она позвонила родителям Рийкки, Вирве и Марии Поллари с тем же вопросом: знают ли они Яну.

Все ответили отрицательно.

– Стоп, – сказала Анна себе и остановилась как вкопанная посреди тротуара. – Надо думать рационально: совершенно очевидно, что автомобиль Кертту Вийтала видели и в Селькямяки, и в Хяюрюсенниеми. И там и там обнаружено скрытое место, откуда убийца мог наблюдать за своими жертвами. В Селькямяки найдены конфетные обертки и ДНК Каарины Хельмерсон. Вели-Матти трахал Рийкку. У Вирве колибри на левой руке. И еще у какой-то женщины.

И это не Каарина Хельмерсон.

Кто мог завладеть автомобилем Кертту Вийтала? И тогда Анна вспомнила бинокль, лежавший на окне в комнате Кертту. С его помощью старушка имела возможность наблюдать за людьми внизу, если бы только была в состоянии это делать.

Анна позвонила в полицию и попросила о встрече с Каариной. Потом набрала Эско.

– Эско, ты был прав, – воскликнула она в возбуждении. – Мы схватили не того человека.

Анна заставила себя съесть пару бутербродов и выпить чаю, хотя голода не чувствовала. Но сегодня вечером ей нужно было оставаться бодрой. Затем она пошла в гостиную и включила телевизор – его она Акосу не отдала. Оплачивать долги пропойцы она не собиралась ни деньгами, ни тем, что можно перепродать. По телику не показывали ничего интересного. Нервничая, она переключала каналы, потом подскакивала, обуреваемая навязчивым желанием что-нибудь сделать. Положила белье в стиралку, помыла чашки, вытерла пыль со столика и полок, полила вереск на балконе, хотя уверенности в том, что это необходимо, не было. Посмотрела на термометр и удивилась, что он показывает минус два. Вспомнила, что до сих пор не достала из упаковки купленную лампу для светотерапии. Не поздно ли теперь начинать ею пользоваться? Она принесла ее из кухни, развернула упаковку: лампа красивая, а овальное стекло – матовое, словно покрытое инеем. Анна поставила лампу на стол и включила: свет оказался ярким, но не слепящим, – должно быть эффективно, надо бы начать читать по утрам при ней.

Она посмотрела на часы. Еще пара часов.