Такое, естественно, привело к росту в широких слоях населения глубокой ненависти ко всему немецкому. Причем начало угона рабочей силы в Германию совпало по времени с объявлением аграрной реформы, что опять-таки продемонстрировало двойственность политики германского руководства. Пока одна его служба с трудом добилась для русского народа скромной уступки, надеясь таким образом склонить его к активному сотрудничеству, другая стала с ним грубо обращаться, игнорируя чувство гордости русских и провоцируя враждебность.

После совещания 7 ноября 1941 года Геринг в том же месяце издал директиву, в которой заявил о потребности рейха в русской рабочей силе (ND, т. 27, С. 56–59, PS 1193), и первые исполнительные инструкции по программе остарбайтеров[136] были спущены до исполнителей уже 24 февраля 1942 года. Согласно этим инструкциям, в Германию для нужд промышленности следовало доставить первоначально 380 000 рабочих, а для немецкого сельского хозяйства привезти еще 247 000 человек.

Как бы то ни было, ожидания от вербовки рабочих себя не оправдали, поскольку скоро выяснилось, что требуемого количества на добровольной основе достичь вряд ли удастся. При этом причиной отказа от поездки в Германию служило соответствующее «теории о недочеловеках» обхождение с рабочими. Причем, согласно сводке начальника IV управления РСХА A 1–1 В/42 о положении дел в СССР № 190 от 8 апреля 1942 года, особо позорными для себя условия содержания остарбайтеров считали представители народов Прибалтики (NO 3359).

Когда же немецкое командование осознало, что путем вербовки на добровольной основе добиться требуемого количества рабочей силы не удастся, то учреждения имперских уполномоченных перешли к насильственному угону рабочих. Такая необходимость отмечалась, в частности, в донесении начальника экономического отдела при штабе 6-й армии вермахта[137] № 14 от 26 мая 1943 года (номер по журналу учета № 437/43) (NOKW 2559). Однако это полностью противоречило решению 10-й Женевской международной конференции Красного Креста 1922 года, в котором говорилось, что депортация гражданских лиц допускается только в отношении отдельных людей в случае крайней необходимости и то по решению суда после проведенного в надлежащем порядке расследования. Массовое же переселение, затрагивающее целые категории граждан, запрещалось.

В результате мероприятие, проводившееся немецкими вербовщиками под лозунгом: «Германия обеспечит вас работой и хлебом», превратилось в массовую акцию по насильственному угону, под которую мог подпасть любой местный житель, невзирая даже на особые жизненные обстоятельства. Как следует из донесения № 91675/42 штабного отдела I/Id экономического штаба «Восток» от 17 июля 1942 года (NI 15586), только до 30 июня 1942 года из восточных оккупированных областей было угнано 465 245 человек. По статистическим же данным от декабря 1944 года, общее число угнанных в Германию остарбайтеров среди мужчин составило 1 036 810, а среди женщин 1 075 344 человек.

При этом, согласно уже упоминавшейся сводке начальника IV управления РСХА A 1–1 В/42 о положении дел в СССР № 190 от 8 апреля 1942 года (NO 3359), сводке за апрель 1942 года оперативной группы Id экономического штаба при группе армий «Юг» (NG 1089), оплата труда угнанных лиц была минимальна и составляла 27 пфеннигов за час как у чернорабочих (позднее эта ставка была немного увеличена). Поддержка же их семей вначале вообще не предусматривалась и стала оказываться отдельным категориям только позже, и то после многочисленных споров.

Армейское командование различных инстанций напрасно обращалось с просьбами прекратить насильственный угон рабочей силы. Даже командующий тыловым районом в зоне ответственности группы армий «Юг» вынужден был подать официальное представление о том, что дальнейший вывоз рабочих приведет к остановке полевых работ. Командующий же группой армий «А» генерал-фельдмаршал фон Клейст вообще остановил отправку нескольких эшелонов с рабочими, заявив, что такое должно осуществляться только на добровольной основе. Однако их действия наткнулись на противодействие более высоких инстанций.

Для остановки процесса дальнейшего развития неприязни у населения к немцам в результате угона в Германию местных жителей было получено указание объявить письма угнанных людей, в которых сообщалось о плохом обхождении с остарбайтерами, устаревшими. При этом истинное их положение тщательно скрывали. Но в первую очередь надлежало пропагандистски воздействовать на немецких солдат, смотревших на применяемые на местах методы с отвращением и их отрицавших. Последнее требование содержалось, в частности, в радиограмме начальника экономического штаба «Восток» (номер по журналу учета № 3663/43) от 11 марта 1943 года (PS 3012).

Несмотря на то что отрицательные последствия насильственного угона рабочей силы в Германию обнаружились очень скоро, формы его осуществления становились все более грубыми, превращаясь в отдельных местах в настоящую охоту на людей. Ужасающую картину подобных мероприятий рисует донесение СД от 12 июня 1942 года № 7 о положении дел в СССР (NO 3397): «…Чувства отказываются воспринимать происходящее. В Ровно людей хватали прямо на улице и увозили. Среди них были и женщины, чьи дети остались дома, а мужья находились на работе. А в одном селе Киевской области вербовщик созвал всех жителей и выполнил свою квоту, забрав каждого третьего».

Интересен в связи с этим и фрагмент донесения заместителю начальника Генерального штаба при главнокомандующем сухопутных войск относительно учета рабочих из оккупированных восточных областей от 13 июля 1943 года, который приводит Александр Даллин[138] в своей книге «Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха в 1941–1945 годах», изданной в Дюссельдорфе в 1958 году. В этом донесении можно прочитать следующее: «Почти ежедневно на глазах киевлян разыгрываются непристойные сцены побоев и запугивания уезжающих на работы в Германию и их родственников. Так, например, близким рабочих и работниц кондитерской фабрики при отбытии трамвая на вокзал запретили передачу им продуктов питания и вещей, отгоняя плачущих женщин прикладами и сбивая их в дорожную грязь».

Сцены, какие разыгрывались при отходе эшелонов с остарбайтерами, зачастую описать словами просто невозможно. Стоит ли удивляться, что среди русского народа прокатилась волна страха и отвращения. Не случайно доверенные лица вермахта стали доносить, что из прогермански настроенных людей, составлявших первоначально, по их сведениям, 94 процента всех украинцев, 60 процентов стало ожидать прихода Красной армии как армии-освободительницы. Именно это можно прочитать в докладной записке гауптмана Шмидта из 7-го отдела штаба прифронтового района «В», составленной им в Харькове в сентябре 1942 года (ND, т. 25. С. 103–110; PS 054).