После краха коммунистической системы появилась возможность великого ренессанса, возрождения, которое вернуло бы Церковь и слово Божие в центр жизни традиционно глубоко верующих русских людей.

Вместо этого поворот к религиозности осуществили новые Церкви — энергичные, полные жизни, убеждённые и готовые идти со своим учением к людям, туда, где те живут и работают. Число пятидесятников множилось, потоком хлынули американские проповедники: баптисты, мормоны, адвентисты седьмого дня. В ответ руководство Русской Православной Церкви обратилось к властям с просьбой запретить деятельность иностранных проповедников.

Сторонники православной Церкви утверждали, что радикальные реформы в иерархии невозможны из-за полной профнепригодности низшего духовенства. Окончившие семинарию священники были серыми личностями, говорившими на архаичном языке, их проповеди отличались педантичностью и излишней поучительностью. Их слушали неохотно, и то очень немногие, преимущественно пожилые люди.

Диалектический материализм оказался фальшивым богом, а демократия и капитализм не смогли удовлетворить телесные потребности, не говоря уже о духовных. Жажда хорошей жизни глубоко проникла и широко распространилась во всей нации, и она в основном не была утолена. Вместо того чтобы посылать своих лучших молодых священников миссионерами, обращать в свою веру и нести слово Божие, православная Церковь сидела в своих епархиях, монастырях и семинариях, ожидая народ. Пришли немногие.

Если после падения коммунизма требовался сильный, умеющий вдохновлять людей лидер, то тихий учёный Алексий Второй не обладал этими качествами. Его избрание представляло собой компромисс различных фракций недееспособного духовенства, которое надеялось, что этот человек не нарушит спокойствия.

Харизмы у Алексия Второго не было, зато была интуиция реформатора. Он сделал три важных дела.

Его первая реформа заключалась в том, что он разделил землю России на сто епархий, каждая намного меньше, чем раньше. Это позволило ему назначить новых и молодых настоятелей, выбрав их из самых лучших и убеждённых священнослужителей, наименее запятнанных сотрудничеством с покойным КГБ. Затем он посетил каждую епархию, сделав себя более доступным народу, чем все другие патриархи.

Во-вторых, он заставил замолчать митрополита Санкт-Петербургского Иоанна, с его яростными антисемитскими выступлениями, и дал понять, что любой епископ, ставящий в своих обращениях к верующим ненависть человеческую выше любви Божией, расстанется со своей должностью. Иоанн скончался в 1995 году, до самой смерти потихоньку понося евреев и Алексия Второго.

И наконец, преодолев значительное сопротивление, он дал личное разрешение вести проповеди отцу Григорию Русакову — харизматическому молодому священнику, упорно отказывавшемуся принять приход или подчиниться епископам, через чью территорию он проходил со своей пастырской миссией. Многие патриархи осудили бы странного монаха, запретив ему проповедовать, но Алексий Второй предпочёл пойти на риск и поручиться за странствующего священника. Страстные речи отца Григория проникали в души молодых и неверующих, что не удавалось епископам.

Однажды в начале ноября 1999 года, около полуночи, молитва кроткого патриарха была прервана известием, что у дверей стоит эмиссар из Лондона и просит аудиенции.

На патриархе была простая серая ряса. Он поднялся с колен и подошёл к дверям своей маленькой домашней часовни, чтобы взять у секретаря письмо.

Послание было на бланке лондонской епархии, находящейся в Кенсингтоне, и он узнал подпись своего друга митрополита Антония. Тем не менее он нахмурился, удивляясь, почему его коллега избрал такой необычный способ передачи письма.

Послание было на русском языке, на котором епископ Антоний говорил и писал. В нём спрашивалось, не может ли его брат во Христе срочно принять человека, принёсшего известия, касающиеся Церкви, — известия чрезвычайно секретные и очень тревожные.

Патриарх сложил письмо и взглянул на секретаря.

— Где он?

— На улице, ваше святейшество. Он приехал на такси.

— Это священник?

— Да, ваше святейшество.

Патриарх вздохнул:

— Пусть его впустят. Вы можете идти спать. Я приму его в кабинете. Через десять минут.

Дежуривший ночью казак-охранник выслушал произнесённое шёпотом распоряжение секретаря и открыл входную дверь. Он посмотрел на серую машину из центральной городской службы такси и на одетого в чёрное священника, стоявшего рядом.

— Его святейшество примет вас, отец, — сказал он. Священник заплатил шофёру.

Его проводили в маленькую приёмную. Через десять минут вошёл пухлый священник и тихо произнёс: «Пойдёмте со мной, пожалуйста».

Посетителя ввели в комнату, явно бывшую кабинетом учёного. Кроме великолепной иконы работы Рублёва на белой оштукатуренной стене, комнату украшали только полки с рядами древних книг, поблёскивающих в свете настольной лампы. За столом сидел патриарх Алексий. Жестом он указал на стул.

— Отец Максим, не принесёте ли вы нам чего-нибудь? Кофе. Да, два кофе и печенье. Вы примете причастие завтра утром, отец? Да? Тогда самое время съесть печенье до полуночи.

Пухлый слуга, он же буфетчик, вышел.

— Итак, сын мой, как поживает мой друг Антоний Лондонский?

Ничего неестественного не было в чёрной рясе посетителя и даже в высокой чёрной шапке, которую он снял со светловолосой головы. Единственная странность заключалась в том, что у него не было бороды. Большинство православных священников носят бороды, но у английских бывают исключения.

— Боюсь, что не смогу ответить, ваше святейшество, потому что я его не видел.

Алексий с недоумением посмотрел на Монка. Показал на лежавшее перед ним письмо.

— А это? Не понимаю.

Монк набрал в лёгкие воздуха.

— Прежде всего, ваше святейшество, я должен сознаться, что я не священник православной Церкви. И это письмо не от епископа Антония, хотя бланк подлинный; подпись искусно подделана. Причина этой дерзкой затеи заключается в том, что я должен был увидеть вас, вас лично, наедине и в полной тайне.

В глазах патриарха промелькнул страх. Неужели этот человек сумасшедший? Убийца? Внизу есть вооружённый охранник, но успеет ли он позвать его? Лицо патриарха оставалось спокойным. Слуга вернётся через несколько минут. Возможно, тогда удастся спастись.

— Объясните, пожалуйста, — сказал он.

— Во-первых, сэр, я по происхождению американец, а не русский. Во-вторых, меня прислала группа людей на Западе, незаметных, но могущественных, которые хотят помочь России и Церкви, не причиняя им вреда. В-третьих, я пришёл только потому, что у меня в руках информация, и, как считают мои хозяева, вы можете поверить в её значимость и опасность. И последнее — я пришёл к вам за помощью, а не за кровью. Телефон у вас под рукой. Вы можете позвонить и позвать на помощь. Я не остановлю вас. Но прежде чем вы выдадите меня, умоляю вас прочитать то, что я принёс.