– Ты переплыла реку.

– А теперь?

Волосы смешались чернью и сединой. Друг на друга наложились огромные, скорбные глаза. Зрачок вошел в зрачок. Легла ладонь на ладонь, и одним теплом налились груди. Слепились спины, склеились позвонки; и ступни вошли друг в дружку – копейка в копейку: так входят ноги в единственную, по мерке пошитую обувь.

– Родная… я же не могу стать Тобой…

Ее губы улыбнулись тихо и скорбно.

Голос свой услышала издалека:

– Ты Мной уже стала.

Алена увидела: от ее головы, от темени, от лица, от глаз и щек, от выгнутых дивными лодками рук льется во тьму нежный золотой свет, льется вовне, в воздух пустой; и она захотела вдохнуть живой воздух – и не смогла.

И открылась незакрытая дверь.

И вошла в избу Кира, Раисы Захаровой дочка.

Сдернула с головы облепленный снегом платок. Стряхнула снег на пол.

Ловко, быстро скинула с ног маленькие валенки.

Пробежала в шерстяных носках в дом. Позвала:

– Теть Алена! А теть Алена!

Тишина стояла сладко, торжественно, как причастное вино в огромной золотой чаше.

– Теть… Алена…

Прямо в лицо девочки, глядящей вперед остановившимися светлыми глазами, сияла со стены чистым, радостным золотом обновленная икона.

– Стрэляй! Давай!

Прицел. Черный крест.

У тебя глаз алмаз.

В прицеле человек. Снайпер. Как ты.

Тебе надо его сбить. Успеть.

Ты убьешь. Успеешь.

Прицелься точнее. Тщательнее. Да. Так.

Все. Нажала курок. Ушла пуля.

– Эй! Алена! Алена! Алена! Шайтан!