– Когда он расстался со мной? Он так сказал?

Оуэн глубоко вдыхает.

– Я знал, что он врал, но продолжал думать о том, с каким страхом ты смотрела на него. А потом сказал, что ты всем твердишь, будто он тебя толкнул. Извини, что не надрал его зад на ринге.

Он кашляет, и я вдруг могу думать лишь о том, как он выглядел в раздевалке, когда не мог дышать. Держусь за него, пока его дыхание не выравнивается.

Кладу ладонь на его грудь.

– Что с твоим сердцем, Оуэн? – Он накрывает мою руку своей.

– У меня генетический дефект, который вызывает аритмию – аномалию в сердечном ритме. Называется синдромом Бругада.

– Никогда о таком не слышала.

Хотя я не очень-то подкована в кардиологии.

– Редкое заболевание. До постановки диагноза я понятия не имел, что это такое. Они сначала тоже ничего не поняли.

– Что это значит?

– Я потерял сознание во время тренировки. Тренер подумал, что у меня обезвоживание. Но это произошло на территории школы, поэтому меня отправили в больницу. Доктора проверили меня и выписали кучу анализов. Даже сделали ЭКГ, которая оказалась нормальной. Кардиолог задавал маме вопросы насчет нашей семьи. Умирал ли кто-то в молодости, при странных обстоятельствах. Мы тогда этого не знали, но это красный флаг для синдрома Бругада.

– Моя мама рассказала им про старшего кузена, который умер несколько лет назад, в восемнадцать. Он был пловцом, даже готовился к Олимпийским играм. Но утонул в бассейне. Сделали аутопсию и не нашли никаких признаков травмы головы, значит, он не ударялся головой. Также никаких признаков аневризмы или сердечного приступа. И тогда они сделали мне еще одну ЭКГ. Наверное, проверяли конкретный участок, где встречаются легкие и желудочек, чтобы знать, есть ли у человека синдром Бругада. И он у меня есть.

Я страшусь задать следующий вопрос.

– Так у тебя может произойти сердечный приступ?

Он сжимает мою руку.

– Хуже. У меня не будет сердечного приступа. Мое сердце в буквальном смысле перестанет биться. И если рядом не будет доктора или парамедика, который заведет его с помощью дефибриллятора… я умру.

Мне физически больно слышать его слова. Но есть то, о чем он умалчивает.

Я смотрела достаточно фильмов про медиков, чтобы знать – дефибриллятор не спасение. В тех сценах доктор обычно делает массаж сердца, а затем показывается медсестра с реанимационным набором. Когда аппарат заряжен, доктор ударяет пациента разрядом. Затем ждет.

Бывает пациент выкарабкивается, и его сердечный ритм зигзагом бежит по экрану монитора. А бывает, пациенту ничего не помогает.

– Есть какие-нибудь предупреждающие симптомы? Чтобы вовремя добраться до больницы?

– Не всегда. – Оуэн убирает мою руку с груди и выводит пальцем по моей ладони – круг, звезду и, наконец, сердце. – И симптомы являются обычным делом, например, одышка и усталость, так что их легко упустить.

По моей щеке бежит слеза.

Оуэн тянется и вытирает ее большим пальцем.

– Вот почему я тебе не рассказывал – или кому-то другому. Мое сердце может остановиться через пять минут или через пять лет. Это никак не предсказать.

Я слышу, что он говорит, но это не имеет смысла. Оуэн молодой и здоровый. И его сердце просто однажды остановится, без предупреждения?

– Но доктора могут это исправить, верно? – Слышу папин голос в голове и повторяю слова, которые он произносил много раз. – Все можно исправить.

Оуэн смотрит в пол.

– Кроме меня.

– Доктора могут провести какую-нибудь операцию?

– Только одну. Они прикрепляют к сердцу такую штуку под названием кардиостимулятор. Если сердце остановится, кардиостимулятор его снова заводит.

Слава богу, есть решение.

– Когда ты можешь его получить?

– Я не хочу.

Он серьезно?

– Почему?

– Я больше не смогу соревноваться или заниматься контактными видами спорта, бегать на длинные дистанции…

– И что? Зато будешь жить.

Оуэн опускает взгляд.

– Не уверен, что хочу так жить. Вот почему не соглашаюсь на операцию.

Реальность бьет по голове. Я наконец его слышу, и правда вонзается глубже, чем любая ложь.

Оуэн, парень, по которому я схожу с ума – и который всего на полгода старше меня, – умрет.

И не в восемьдесят, девяносто или сто лет.

И я никогда его больше не увижу.

Как и папу.

Обхватываю его лицо.

Когда мы занимались сексом, я отдала ему всю себя, как не отдавалась никому другому.

Но тем вечером я не отдала ему свое сердце.

Потому что он уже давно им завладел.

Получил его в тот момент, когда мы стали друзьями – и наша дружба важнее мне всего остального.

– Ты не можешь умереть, потому что нужен своей маме. Нужен Такеру, Каттер и Лазарусу. – Наклоняю его лицо к себе. – Нужен мне.

– Ты тоже мне нужна. Но я не считал эгоистичным поступком позволить тебе привязаться ко мне.

Склоняю голову вбок и улыбаюсь.

– Кто говорит, что я к тебе привязалась? Может, я использую тебя ради твоего тела.

Он притягивает меня в объятия.

– Меня это устраивает.

Оуэн обнимает меня крепче, чем прежде, словно я – спасательный жилет, помогающий ему держаться на плаву. Он не понимает, что я не могу его спасти – потому что во мне много дыр и я сама тону.

Звенит звонок, и мы выходим на парковку.

Кристиан и Кэм замечают нас и догоняют, но чуть отстают, чтобы дать нам побыть наедине. Они ходили за мной весь день, как охранники.

– Вы опоздаете на тренировку, – кричу им.

– Позволь нам волноваться по поводу тренировки, – говорит Кристиан.

Оуэн засовывает большие пальцы в карманы.

– Они преследуют тебя из-за меня? Они же не думают, что я когда-нибудь… потому что этого не будет. Никогда.

Явно не только я думаю, что кузены смахивают на моих охранников. Меньше всего мне нужно, чтобы Оуэн считал, что это из-за него.

– Это не связано с тобой. Они так не думают, и я так не думаю. Мне кажется, они беспокоятся, что у меня случится срыв. Утром они тоже ходили за мной по кухне.

Оуэн кивает.

– Хорошо. В смысле, я не про то, что они ходили за тобой по кухне, но я рад, что они понимают – я никогда тебя не обижу. Ты же тоже это понимаешь, да?

– Понимаю.

– Если уж на то пошло, я жалею, что не знал тебя, когда это произошло, тогда бы я что-нибудь сделал. Потому что я ничего не сделал на ринге.