– Работает! Пацаны, оно работает!

– Заткнись, – отозвался Костя; он все еще безуспешно искал возможные причины «бага Депардье».

Весь вечер я гонял Кусто, тестировал скорость и эффективность сжатия данных. По очереди искал всех своих родственников и знакомых. Плюс ради интереса решил найти Реми, которого в последний раз видел четыре года назад, когда съезжал из общаги. Оказалось, Реми вернулся в Канаду и устроился в компанию своего отца, управлял сетью магазинов, торгующих подержанными кадиллаками. В свои двадцать шесть он уже начал лысеть, отрастил брюшко и довольно уродливую бородку, во взгляде его уже не было той детской беззаботности, которая всегда была его визитной карточкой. Менеджер по продажам с купленным в ипотеку домом в пригороде. Кусто вскрыл архив его почты и даже пролез на «Облако», и оказалось, что Реми больше не занимается big data и машинным обучением. Я помню, смотрел на экран, на фото и выписки со счетов и не мог поверить, что этот тот самый Реми, тот самый парень с темпераментом лабрадора, который так смешно коверкал русский язык; Реми, с которым мы полтора года делили комнату в общаге и написали алгоритм для подбора подарков друзьям; Реми, который, собственно, и подтолкнул меня к тому, чтобы заняться машинным обучением, создать Кусто; Реми, из-за которого я попал в Компанию и чуть не попал в тюрьму. Сомнений не было – это он. Мне кажется, он просто умотал назад в Канаду, когда понял, что не сможет выплатить долг Цыгану. И в этом было что-то фундаментально-грустное – один из самых одаренных программистов из всех, кого я знал, теперь торговал подержанными кадиллаками где-то в канадском захолустье.

Я запустил чат и даже начал набирать:

Colin Laney: приветствую тебе мое приветствие

Но тут же стер строчку и вышел.

Что я ему скажу? Я для него – напоминание о той реальности, от которой он убежал.

Это открытие выбило меня из колеи: оказывается, узнать, чем занимается сегодня твой старый знакомый – не всегда весело. Поэтому, когда я начал скармливать алгоритму фотографии и образцы текстов отца, у меня было плохое предчувствие. Я боялся, что машина выдаст свидетельство о смерти или справку из вытрезвителя – или еще что похуже: хотя что может быть хуже двух этих опций? Я совсем ничего не слышал об отце с тех пор, как… даже не знаю, с каких пор. И это странно, но Кусто не нашел никаких совпадений в сети. Я думал, это баг системы, но оказалось – нет. В сети действительно не было цифровых следов Павла Портного-математика. Последние записи из его налоговой декларации датировались 2010 годом, а потом он уволился из Обнинского университета атомной энергетики – и исчез. Такое резкое исчезновение возможно, только если человек ушел в монастырь. Впрочем, не удивлюсь, если окажется, что так оно и есть – и через десять лет он постучит в мою дверь, облысевший, с длинной лопатоподобной бородой, одетый в монашескую рясу.

Рабочий день уже подходил к концу, и я ради смеха стал настраивать Кусто на деанонимизацию D. Ввел базовые характеристики и стал смотреть.

Уже через полчаса D появился в чате.

D: какого хера ты делаешь

Colin Laney: ты о чем?

D: ты знаешь о чем выруби шарманку

Я посмотрел на часы. Надо же, как быстро узнал. Последние сомнения в том, что D – сотрудник Компании, отпали.

Colin Laney: просто тестирую систему не паникуй хотел проверить твою бдительность

D: проверил вырубай

D: неужели тебе действительно так нужно знать кто я

D: хаха

D: а прикинь в итоге выяснится что я просто робот, прошедший тест тьюринга

D: а почему бы и нет

D: вы же там у себя ии разрабатываете

D: или вот еще круче представь что ты на самом деле всего лишь персонаж романа а я автор

D: и в этом чате я как бы общаюсь с тобой и влияю на твою мотивацию и могу одним щелчком просто взять и убить тебя или свести с ума как в том романе набокова

Colin Laney: ты обкурился что ли?

D: чуть чуть

D: ты никогда не думал почему я не пользуюсь знаками препинания

Colin Laney: думал. Моя теория: знаки препинания убили твоих родителей, и их не-использование – твой вид протеста.

D: хахаха зачет

* * *

И знаете, что? Я правда гордился своим изобретением. И сейчас горжусь. Несмотря ни на что. Но Петро – Петро был типичным Петро.

– Мое лицо, – ворчал он, – это мое личное пространство, и мне не нравится, когда его используют для того, чтобы узнать обо мне то, что я, возможно, не хочу выдавать.

– Никто не претендует на твое личное пространство, бро. Если не хочешь ничего выдавать – ходи в парандже. Кусто и Убик нужны не для слежки, их цель – сбор и анализ информации. Информации, которая потенциально может помочь тебе: прогнозировать твое состояние, предсказывать болезни, лечить депрессию. Ради этого можно чуть-чуть и пожертвовать «частной жизнью».

– Слышал историю про супермать?

Мы стоим на балконе. Девятый этаж, полночь. Всю неделю по телику обещали звездопад – он выпадал прямо на день рождения Петро. И вот мы уже полчаса стоим на холоде – минус пять градусов – оба в куртках, шарфах и шапках. Петро пьет вино прямо из горла, мы оба пьяны, – несильно, но достаточно, чтобы начать выяснять отношения. Небо чистое, темное, район спальный, поэтому звезды тоже на месте, – но пока не падают. Оля уже несколько раз выходила к нам и звала назад, но мы упрямо стоим на морозе – забыли про небо и про звездопад – и теперь, как обычно, болтаем за жизнь.

– Чего?

– Ну, супермать. – Петро делает глоток из горла, вытирает рот тыльной стороной ладони, шмыгает носом. – В Екатеринбурге сейчас женщину судят за жестокое обращение с сыном. Она приковала его наручниками к батарее за то, что он, цитирую, «дружил не с теми друзьями». Ну, не нравились ей его друзья, понимаешь? А на уговоры он не реагировал. Вот она и решила «по-матерински» защитить его от «плохой компании» – и пока он спал, приковала к батарее.

Я засмеялся.

– Прикалываешься?

– Не-а. Реальная история. Мать приковала сына к батарее, потому что боялась, что он спутается с хулиганами и они его испортят, собьют с пути истинного, или типа того. Она сделала это из чистой любви, как ты понимаешь, такая вот гиперзабота. При этом она, конечно, его и пальцем не тронула. Насилия, во всяком случае физического, не было. Она продолжала кормить его, давала ему смотреть телевизор, помогала делать уроки…

– Погоди, а как он в школу ходил?

– А он не ходил. Она позвонила в школу и сказала, что он заболел. А потом позвонила на работу и взяла отгул на две недели. Ей было несложно – работала то ли на мясокомбинате, то ли еще где-то, не помню. Это неважно для истории. И, в общем, две недели держала сына прикованным к батарее.