— Так вот от чего вчера был такой фантастический секс, — смеётся муж.

Я толкаю рукой его в плечо.

— Я не думаю о нём во время нашего секса, — обиженно отворачиваюсь, но Артём опрокидывает меня на кровать и нависает сверху.

— Я пошутил, Эмилия. Ты сказала потому, что не хочешь ничего утаивать от меня, — шепчет мне прямо в губы. — Я люблю тебя, моя девочка. Как же сильно я люблю тебя.

Глава 54. Эпилог. Арслан

Спустя шесть лет.

Очередное шикарное тропическое побережье. Одинокий домик на берегу бушующего океана. Стою на открытой веранде и смотрю, как разбиваются о причал волны. Место уединённое и незаезженное. Даже не знаю, как Саиду удаётся каждый год отыскивать новое, ещё лучшее за предыдущее. Оборачиваюсь на шум подъезжающего тяжёлого джипа. Смотрю, как двое парней из обслуживающего персонала помогают выйти Эми, затем заносят её вещи в бунгало. Лишь, когда машина уезжает, она медленно делает шаг в направлении дома. Я знаю, она видит меня через качающиеся прозрачные занавеси. Остаюсь на месте и наблюдаю за ней. Почти не изменилась за год, что прошёл с нашей последней встречи. Такая же хрупкая, юная и стеснительная. Как всегда, одета очень просто: длинный светлый сарафан и широкополая шляпа оберегающая от солнца её нежную белую кожу. Почти девочка, хотя три года назад у них с Артёмом родилась дочь. Назвали Вероникой. Красивое имя. Я знаю, что оно означает «Победа». Немного символично. Почти уверен, что имя выбирал Артём. Что ж, это его полное право. Когда-то, в начале нашего знакомства с ним, я думал, что лично отдал ему Эми. Теперь понимаю, как сильно ошибался. Эми нельзя просто так отдать. Её нужно заслужить. Я взял её потому что хотел. Ещё до любви. И она принадлежит мне несколько часов в год. Он же проведёт с ней всю оставшуюся жизнь, потому что честно победил. Себя.

Наверное, со стороны это трудно понять простым обывателям. Как можно делить любимую женщину на двоих. Пусть и несколько дней в году. Но ни я с Артёмом, ни Эми — не обыватели. Хотя я и считаю Артёма победителем, на самом деле проигравших у нас нет. Если бы каждый из нас остался в собственном углу лелеять навязанные обществом принципы и правила, в проигравших значился каждый из нас троих. Мы пошли другим путём. Собственным. Протоптали его своими чувствами, ошибками, не беря примеры с других, не заглядывая вперёд, но и не оглядываясь назад. Нам не нужна широкая и светлая дорога, проложенная большинством из вас. Нам хватает нашей личной узенькой тропинки. Когда вы упадёте под натиском идущей за вами толпы, заметят ли вас, протянут ли руку помощи или затопчут, как одну из тысячи почти невидимых песчинок под вашими ногами, так как это постоянно делаете вы? У нас такого не произойдёт. Каждый идущий поддержит того, кто рядом, если понадобится — потащит вверх из последних сил. Нет. Не ради нас самих. Ради Эми. Девочки, которая сделала нас лучше.

Она легко проходит через невесомую ткань, становится напротив меня, касается рукой моей груди. Это вам так кажется со стороны. Я же чувствую, как её тонкие пальчики держат в руках моё сердце. Не доброе, полное чёрных дел и ужасных мыслей. Но полностью принадлежащее Эми. Если ей будет нужно, я без колебаний отдам его ей или собственному сыну. И, наверное, Артёму. Тому, кто делает счастливым мою женщину, заставляет её смеяться, встречая новый день. Я не знаю, плакала ли Эми хоть раз за эти шесть лет. Скорее всего плакала, ведь так устроена наша жизнь. Но я точно знаю, что Артём никогда не станет поводом даже для единственной слезинки, которая может упасть из её глаз. Когда родилась Вероника, я, ни минуты не задумываясь, заказал для Эми очередное коллекционное украшение, как принято в нашей семье. Пусть в девочке нет моей крови, но она часть Эми, огромная часть, значит — такая же часть меня.

— Ты живой, — тихо говорит она, становясь на носочки, чтобы дотянуться своими губами до моих губ. И эти два простых слова вмещают в себя две тысячи не нужных фраз. — Значит, я не зря прожила этот год.

— Глупая, — шепчу я между поцелуями. — У тебя двое, даже трое, считая Настёну, детей и Артём. Живи, если не ради себя, то ради них, а не меня.

Её глаза сияют изумрудами. Что я говорю? Какими изумрудами? Камни, стоящие миллионы — ничто по сравнению со светом её глаз. И они горят всё ярче, грозясь сжечь даже сверхновую, когда я подхватываю её на руки и несу в спальню. Там тоже распахнуты окна, громко шумит прибой, и я кладу самую прекрасную в мире женщину на прохладные шелковые простыни. Дальше? У нас есть всего одна ночь, которая принадлежит лишь нам двоим, чтобы я стал делиться с кем-то её подробностями.

Просыпаюсь поздно, когда солнце уже достаточно высоко. В комнате жарко, но я не спешу включать кондиционер, боясь простудить Эми. Она не привыкла к таким перепадам температур. Сразу завернётся в смятые за ночь простыни. Мне же хочется ещё немного понаблюдать за её обнажённым телом, устало раскинувшимся в моих объятиях. Хочу запомнить. Именно такую. Зацелованную, заласканную мной, как минимум ещё на год. Не удерживаюсь и прохожусь губами по позвоночнику, прихватывая зубами тонкую кожу. Девушка потягивается, мурлыкает насытившейся кошкой, трётся о меня попой и окончательно просыпается. Садится на кровати, а я утягиваю простынь дальше, не давая возможности ей прикрыться. Эми оставляет бесполезные попытки и смотрит на меня:

— Сколько время?

— Одиннадцать дня, моя хорошая. Когда Артём с компанией подтянется?

— После шести по местному времени. Компания не очень большая. Леон и Вероника. Ну и Амина в роли няньки.

— Это хорошо. Нянька ну очень нам необходима, — соглашаюсь я. — Видишь дверь, она смежная с другой спальней. Останется надеяться, что Леон не будет ломиться с утра в вашу с Артёмом кровать.

— Не будет, — уверенно отвечает Эми. — Твой сын перешёл в третий класс. И предпочитает с утра как можно дольше не вылезать из постели.

— Твоя привычка, — говорю я.

— Как сказать, — не соглашается Эми. — Уже одиннадцать и ты тоже в кровати.

Вместо спора я роняю её на кровать, развожу руками бёдра и подтягиваю поближе к себе. Кажется, у Эми больше нет возражений. Правда, чуть позже она собирается в душ, но я вновь её останавливаю:

— Пойдём завтракать. Душ никуда не