– А что, ты знаешь еще кого-то, кто готов купить нашу лавку? – хмыкнула Рахелика. – Кто в такое время ее купит, кроме этого идиота-курда, этого дерьмового торговца?!

– Знаешь, Рахелика, – вмешался наконец Габриэль, – он далеко не идиот и тем более не дерьмовый торговец. Прости меня, дорогая, но это твой отец – идиот, это твой отец – дерьмовый торговец.

– Да ну что ты такое говоришь, папа! Зачем ты винишь себя понапрасну? Это все из-за нынешней ситуации, сейчас скверные времена для всех. А ты сделал «Рафаэль Эрмоза и сыновья. Деликатесы» самой известной лавкой на рынке! – голос Рахелики прерывался от слез, а из глаз Луны они уже текли ручьем.

– Слушай меня внимательно, дочка, – голос Габриэля тоже дрожал, – все слушайте. Твой идиот-отец уступил фабрику халвы курду, не получив взамен ни гроша; твой отец, дерьмовый торговец, не проверил, куда уплыли деньги от фабрики. Я прислушался к советам курда, а тот убеждал меня не приходить на фабрику – незачем, мол, сбивать с толку рабочих, незачем забивать себе голову делами фабрики, когда у тебя хватает забот с лавкой, предлагал довериться ему… И что в конце концов получилось? Твой отец оказался обобран до нитки. Так уж оно ведется: кто ложится спать с собаками, пусть не удивляется, что утром встанет с блохами.

– Так ты тоже не хочешь продавать лавку? – спросила Рахелика.

– Что значит «ты тоже»? Именно я и не хочу! Луна правильно сказала: лучше продать арабу, чем курду. – Ладно, если так – решено. Не продаем, – нетерпеливо подытожил Давид и встал из-за стола.

– Минуточку, – остановил его Моиз. – Мы еще не закончили.

– Если это его не интересует, пусть идет, – сказала Луна. – Он и так шел сюда без охоты.

– Луна! – Давид вперил в нее тяжелый взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

Рахелика встревожилась. Что означает этот взгляд? Еще и года не прошло со дня свадьбы сестры, а Давид уже так на нее смотрит. Что там у них происходит?

– Давид, – вновь заговорил Моиз, – ты можешь идти, конечно, но, может, послушаешь, что я хочу сказать?

Давид вернулся на свое место. Рахелика не могла не заметить, что Луна отодвинула свой стул от его стула. – Сеньор Эрмоза, – тихо заговорил Моиз, – каждое ваше слово о курде – правда. Я понимаю, почему вы не хотите продавать лавку.

– Он змея подколодная, – сказал Габриэль.

– Знаю, дорогой тесть, все так. К сожалению, я успел с ним познакомиться. Но кто, кроме него, купит сейчас лавку? Кто в эти дни заводит новый бизнес? Если положение не изменится, лавка в ближайшие годы может простоять закрытой. В одном он прав: невозможно знать, что принесет новый день. А если и правда начнется война? А если нам, мужчинам, придется идти воевать? А если из-за войны рынок закроется? Столько этих «если»… Поэтому простите меня, ради бога, вы, конечно же, правы, но у нас нет выбора – мы должны продать лавку этому сукину сыну.

– А можно и мне вставить слово? – неожиданно раздался голос красавца Эли Коэна, который сидел на диване рядом с Бекки и не вмешивался в разговор.

Все обернулись к нему. За последний год Эли стал в доме своим человеком.

– Конечно. Что ты хочешь сказать? – спросил Габриэль.

Он уже научился симпатизировать другу Бекки.

– Я не мог не слышать, о чем вы говорили. И если вы мне позволите, хочу высказать свое мнение.

– Давай, говори! – подбодрил его Моиз.

– Курд кажется мне опытным дельцом. – Эли поднялся с дивана и встал у стола. – Он не просто так хочет купить лавку именно сейчас, у него наверняка есть план, он знает, что делает. Сейчас он купит лавку задешево, а когда ситуация улучшится, продаст ее втридорога. Держу пари, у него есть приличная заначка. Если уж продавать лавку, хорошо бы сначала выяснить, почему он хочет купить ее именно сейчас, и тогда уже решать, как действовать.

– Так что конкретно ты предлагаешь делать, юноша? – спросил Габриэль и жестом позвал его за стол.

– Если вы согласны, сеньор Эрмоза, я хочу сам проверить курда, и тогда уже вернусь к вам с ответом.

– О господи, каждый, кому не лень, вмешивается в это дело! – воскликнул Давид.

– Эли не каждый! – разозлилась Бекки. – Он мой парень. А когда ему исполнится семнадцать, он станет моим женихом.

– После того как сеньор Габриэль и сеньора Роза согласятся, разумеется, – поспешил добавить красавец Эли Коэн.

– Всему свое время, – сказал Габриэль. – Сначала Бекки должна окончить школу. Если до тех пор не передумаете жениться – тогда и будет о чем говорить.

Он был доволен реакцией Бекки на слова Давида, он был доволен хорошими манерами ее парня, но он был недоволен странным поведением мужа Луны: тот вел себя так, словно все происходящее для него – пустая трата времени. Нужно поговорить с Луной, решил Габриэль, выяснить, что происходит у них с Давидом. Ему, как и Рахелике, поведение молодого зятя казалось неподобающим.

– Ты мог бы, по крайней мере, в присутствии отца вести себя как человек, а не так, будто в заднице у тебя иголки и ты только и ждешь возможности улизнуть, – сказала Луна Давиду, когда они вернулись домой. – Тебе все равно? Тебя не интересует, что случится с лавкой моего отца?

– Луна, ну что я понимаю в лавках? Что я понимаю в купле-продаже? Да, это меня не интересует, мне это скучно.

– А что тебе не скучно? Ходить в гости к моей сестре с мужем тебе скучно. Ходить танцевать в кафе «Европа» – скучно. Пить кофе в «Атаре» – скучно. С тех пор как мы поженились, тебя ничего не интересует.

– Меня интересует то, что происходит в стране. А тебя – только тряпки в «Закс и сын» да журналы со светской хроникой Голливуда. Скажи спасибо, что я вообще разрешаю тебе работать.

– О да, большое тебе спасибо! Если б я не работала, откуда у нас были бы деньги?

– Откуда у нас были бы деньги? Я с ног сбился, бегая каждый день в поисках работы, берусь за все, что мне предлагают, будь то стройка, будь то лавка моего брата-мясника; возвращаюсь домой грязный, вонючий, часами моюсь, чтобы отскрести от себя этот запах, – и все это для того, чтобы у нас были деньги. А то, что ты зарабатываешь, – это на твои духи, на кофе в «Атаре» и на твои идиотские журналы. Так что лучше помолчи!

Луна онемела. Никогда еще он не разговаривал так грубо. Она очень страдала оттого, что поведение Давида изменилось после свадьбы, но раньше он никогда не обращался с ней так, точно она полное ничтожество. Слезы хлынули у нее из глаз. И это рыцарь, которого она ждала всю жизнь? Мужчина ее мечты, за которого она выходила замуж? Господи, что с ней стало? Ее, за чей взгляд боролись все парни в городе, красивейшую из иерусалимских девушек, так унижает ее собственный мужчина!

Она отвернулась и принялась готовиться ко сну. Давид вышел на балкон и закурил сигарету. Поженившись, они поселились в маленькой однокомнатной квартирке в Макор-Барух, где делили балкон с соседями; кухня была на балконе, и туалет тоже. Душа не было, они мылись в кухне с тазиком и ведром; Луна кипятила воду в чайнике и выливала ее в ведро, но пока ведро наполнялось, вода уже успевала остыть. Она любила мыться теплой водой, но Давид каждый раз сердился, словно она виновата в том, что они не живут в квартире с душем, что у них нет ванны с кранами для холодной и для горячей воды и дровяного котла, как в большом доме на Кинг-Джордж. Не так представляла она себе свое будущее. Она думала, что выходит замуж за мужчину, который обеспечит ей хорошую жизнь, а не будет сердиться на нее каждый раз, когда вода, которую она кипятит, недостаточно для него горяча.