Конечно, плохого командующего со всех сторон окружали «враги народа», которые якобы умело скрывались за его спиной, ведя свою преступную работу по дезорганизации и разложению войск фронта. Конечно их выловили — «органы» бдили. Но Блюхер всё равно был виноват, так как «…после разоблачения и изъятия из армии изменников и шпионов т. Блюхер не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа. Под флагом особой бдительности он оставлял, вопреки указаниям ГВС и Наркома, незамещёнными командиров и начальников частей и соединений, лишая таким образом войсковые части руководителей, оставляя штабы без работников, не способными к выполнению своих задач» (55). Можно представить, какими массовыми были репрессии на Дальнем Востоке, если только в высшем и старшем командном звене были сотни свободных должностей.

Поставили в вину Блюхеру и то, что 24 июля он подверг сомнению законность действий советских пограничников у озера Хасан, послав комиссию на высоту Заозёрная. Сделано это было втайне от члена Военного Совета Мазепова, начальника штаба фронта Штерна, заместителя наркома обороны Мехлиса и заместителя наркома внутренних дел Фриновского, которые в это время были в Хабаровске.

Комиссия обнаружила «нарушение» нашими пограничниками маньчжурской границы аж на три метра и, следовательно, «установила» нашу «виновность» в возникновении конфликта у озера Хасан. Как отмечалось в приказе: «Блюхер шлёт телеграмму наркому обороны об этом мнимом нарушении маньчжурской границы и требует немедленного ареста начальника пограничного участка и других „виновников“ в провоцировании конфликта с японцами» (56). Очевидно, желания начать серьёзную драку с японцами у Блюхера всё же не было, и он выпустил вожжи из рук, потеряв управление войсками у Хасана. И это чувствовалось в Москве.

Ошибок и просчётов у Блюхера во время хасанских событий было много. Последнюю крупную ошибку он совершил «под занавес» 10 августа, когда отдал приказ о призыве в 1-ю армию фронта 12 возрастов жителей Приморья. До этого ГВС по его же предложению решил призвать в военное время на Дальнем Востоке всего лишь шесть возрастов. Такая массовая мобилизация в крае, о которой сразу же стало бы известно японской разведке, могла спровоцировать Японию на объявление своей мобилизации, разрастание конфликта и переростание его в необъявленную войну по типу «китайского инцидента». Поэтому этот приказ был немедленно отменён наркомом.

Результативная часть этого большого приказа была очень жёсткой. На основании указаний ГВС нарком приказал: «В целях скорейшей ликвидации всех выявленных крупных недочётов в боевой подготовке и состоянии войсковых частей ДК фронта, замены негодного и дискредитировавшего себя в военном и политическом отношении командования и улучшении условий руководства, в смысле приближения его к войсковым частям, а также усиления мероприятий по оборонительной подготовке Дальневосточного театра в целом — управление Дальневосточного Краснознамённого фронта расформировать» (57). Вот такой замысловатой формулировкой было ликвидировано единственное в РККА фронтовое объединение, созданное на наиболее опасном в те годы направлении. Решение было неверным и показывало, что такой орган как ГВС не мог принимать правильные решения на перспективу, когда фактически все решения по важнейшим военным вопросам принимал один член ГВС — Сталин. Все остальные члены совета: Щаденко, Будённый, Кулик, Лактионов, Павлов были статистами, голосовавшими за любое предложение, которое изрекали мудрые уста вождя. Через год, летом 39-го во время боёв на Халхин-Голе создали импровизацию — фронтовую группу, а ещё через год, летом 40-го был воссоздан Дальневосточный фронт в том же составе. Через два года вернулись к тому, от чего отказались.

Следующими пунктами приказа Блюхер отстранялся от командования войсками фронта и оставался в распоряжении ГВС. Из войск фронта создавались две отдельные армии, подчинённые наркому; 1-й армии в оперативном отношении подчинялся ТОФ, а 2-й армии — Амурская флотилия. Командующим 1-й Отдельной Краснознамённой армии назначался комкор Штерн, а командующим 2-й ОКА — комкор Конев. К формированию армий нужно было приступить немедленно и всё закончить к 15 сентября. Расформировывалась Хабаровская оперативная группа, а Военному Совету 2-й ОКА нужно было восстановить управление 18-го стрелкового корпуса в Куйбышевке и 20-го стрелкового корпуса в Биробиджане. Начались перетасовки частей, складов, баз и других фронтовых частей. И всё это по указаниям из Москвы и под руководством Генштаба. Так что новой работы хватило всему командному составу войск на Дальнем Востоке.

* * *

Если посмотреть советскую военно-историческую литературу, выпущенную до 1991 г., то можно найти много примеров, указывающих на подготовку японской агрессии против Советского Союза, разработку планов нападения на Дальний Восток, создание мощного плацдарма на территории Маньчжурии, усиление Квантунской армии, которая якобы к лету 1941-го представляла такую мощную силу, готовую в любой момент ринуться через Амур и Уссури и захватить всё и вся от Байкала до Владивостока. Никто не отрицает, что всё это было. Но всё познаётся в сравнении. И если сравнить усилия Японии в Маньчжурии в 1931–1938 гг. с усилиями Советского Союза по ту сторону пограничных рек, то картина событий в дальневосточном регионе выглядит несколько иначе. Мы тоже разрабатывали планы нападения, тоже создавали мощный плацдарм на своей пограничной территории, тоже усиливали ОКДВА, а потом и Дальневосточный фронт, который к лету 41 — го представлял гораздо большую силу, чем Квантунская армия, и также был готов ринуться в Маньчжурию, захватывая всё и вся до Мукдена и Порт-Артура. Наши действия на Дальнем Востоке были зеркальным отражением действий империи, но с гораздо большим результатом. Тягаться с Советским Союзом в деле наращивания сил и средств на континенте империя не могла.

Препятствовал этому китайский фактор, который в полной мере учитывали в Москве.

Под концепцию японской агрессивности наши историки подгоняли всё — даже «инцидент» с Китаем, рассматривая безнадёжную многолетнюю войну империи с этой огромной страной как обеспечение своего тыла при подготовке основного похода на Север. При этом совершенно не учитывали тот фактор, что для осуществления этой якобы «тыловой» операции Япония направила в Китай и держала там до августа 1945 г. такое количество войск и боевой техники, которое за все годы китайского «инцидента» более чем в два раза превышало численность и боевую мощь Квантунской армии. Если бы эта армада войск и боевой техники вместо Китая была бы направлена в Маньчжурию, то Квантунская армия увеличилась бы почти в три раза. И вот тогда-то положение Советского Союза на Дальнем Востоке стало бы действительно угрожающим, потребовав переброски в этот регион таких сил и средств, которые страна могла бы и не выдержать. Но это уже относится к категории альтернативных исторических предположений: «что было бы, если бы…».

7 июля 1937 г. у моста Марко Пола под Пекином раздались ружейные выстрелы. Началась очередная перестрелка между китайскими и японскими солдатами. Подобные инциденты на линии перемирия китайских и японских войск происходили часто, и в руководстве гоминдановского Китая не обратили внимания на очередную перестрелку. Но постепенно события нарастали. К 25 июля в районе конфликта были сосредоточены три дивизии и две бригады японских войск, а также более 100 орудий, 150 танков и 150 самолётов. Одна из дивизий (20-я) была переброшена в Китай из Северной Кореи. После упорных боёв были захвачены крупнейшие города Китая Бейпин и Тяньцзин, и к концу сентября в Северном Китае была сосредоточена японская экспедиционная армия численностью более 300 тысяч человек. Война, как и раньше, не объявлялась. И крупномасштабные боевые действия были названы очередным «инцидентом». Второй очаг военных действий был создан японским командованием в августе 1937 г. в районе Шанхая. Здесь при поддержке военно-морского флота был высажен десант численностью в 7–8 тысяч человек и начались бои за крупнейший порт Китая. К ноябрю 37-го под Шанхаем было сосредоточено 115 тысяч японских войск, 400 орудий, 100 танков и 140 самолётов. После взятия Шанхая в конце ноября японские войска начали наступление на столицу Китая Нанкин. 12 декабря город был взят, но сомкнуть клещи и объединить северную и центральную группировки японских войск в Китае в 1937 г. не удалось.