Автор не составляет исключения. Не хочется заниматься фантазиями и гадать на кофейной гуще. Тем более что подробный доклад с его показаниями, отправленный в Берлин, был сфотографирован Зорге и переправлен в Москву. Но этот документ осел в архиве ГРУ и добраться до него невозможно. Одно предположение всё же можно сделать. Люшкову были известны шифры, которыми пользовались органы НКВД и пограничники на Дальнем Востоке. И наверняка эту ценнейшую информацию он передал японцам. Очевидно, эта информация позволила японской радиоразведке расшифровать одну из телеграмм советских пограничников. Расшифровка этой телеграммы привела к хасанским событиям — первому серьёзному боевому столкновению РККА с частями японской армии. Это одна из версий событий тех далёких лет, но и она имеет право на существование.

Командование Посьетского погранотряда отправило в Хабаровск шифрованную радиограмму, которая была перехвачена и расшифрована японской радиоразведкой. В телеграмме отмечалось значение двух ранее не охранявшихся высот, расположенных на границе западнее озера Хасан у стыка границ Кореи, Маньчжурии и СССР. В радиограмме отмечалось, что укрепление этих высот и занятие их постоянными гарнизонами позволило бы держать под наблюдением всю местность сопредельной стороны в направлении северных корейских портов, стратегическую железнодорожную линию, проходящую вдоль границы по правому берегу реки Тумень-Ула. В случае же организации наблюдения с этих высот японской стороной, подчёркивалось в радиограмме, она получала аналогичные преимущества в отношении посьетского тылового района вплоть до посёлка Заречье и морского побережья в направлении на Владивосток. В конце радиограммы испрашивалось разрешение приступить к фортификационным работам на высотах и организовать на них постоянное наблюдение.

Расшифровав радиограмму, японский генштаб принял во внимание оценку значения высот и решил не допустить занятия их советской стороной. Такая задача была поставлена командованию Корейской армии, которое отвечало за безопасность участка границы от устья реки Тумень-Ула до района города Хуньчунь на территории Маньчжурии. Кокс отмечал в своей монографии, что в связи с этим распоряжением генштаба возникло острое соперничество между командованием и штабами Квантунской и Корейской армий, поскольку «квантунцы» сочли за величайшую несправедливость то, что не им было поручено «проучить» Советы.

К развязыванию конфликта японскую военщину подталкивало и одно из обстоятельств внешнего порядка. Япония, продолжая войну в Китае, после овладения в мае 1938 г. городом Сюйчжоу готовила новую операцию для захвата уханьского промышленного района, надеясь, что после падения Уханя Китай будет вынужден капитулировать. Однако в ходе подготовки этой операции у японской ставки возникло опасение, как бы Советский Союз, оказывавший Китаю значительную материальную помощь, не посчитал этот момент наиболее удобным для широкого вмешательства в войну в Китае. Дело дошло до того, писал Кокс в своей монографии, что некоторые высшие чины генштаба были готовы прекратить все военные операции в Китае и перенести основные усилия на Север. Чтобы определить «истинные намерения русских», следовало, по выражению одного из старших офицеров генштаба, «провести разведку боем стратегического значения». Командование Корейской армии выдвинуло к хасанскому участку границы 19-ю пехотную дивизию со средствами усиления и некоторые другие части в качестве ближайших резервов.

Во второй половине июля мелкие группы японских военнослужащих пытались нарушить границу, проходившую по водоразделу высот Заозёрная и Безымянная. Назревавший конфликт мог вспыхнуть в любой момент. 22 июля Блюхер приказал привести в боевую готовность 40-ю стрелковую дивизию 39-го корпуса и Барабашский укрепрайон, а 24 июля — все войска 1-й армии ДК фронта и выдвинуть в район Хасана подразделения 40-й дивизии для усиления пограничников. Одновременно было дано указание Тихоокеанскому флоту, находившемуся в оперативном подчинении ДК фронта, привести в боевую готовность корабли и морскую авиацию к действиям по пресечению возможного нападения японского флота и авиации (39).

24 июля в 00 часов 40 минут Военному Совету ТОФ (копия наркому обороны Ворошилову) было передано телеграфное сообщение от командующего фронтом Блюхера. В сообщении отмечалось, что в последние дни ежедневно японцы провоцируют инциденты, обстановка на сухопутной границе и производимые сейчас в южной части Японского моря маневры главных сил японского флота требуют повышения боевой готовности ТОФ. Поэтому Военному Совету флота предлагалось:

1. Обеспечить усиленную боеготовность флота, береговой авиации и ПВО, обратив особое внимание на прикрытие районов Владивосток, Залив Америка, Посьет.

2. Усилить морскую и воздушно-морскую разведку.

3. Подготовить на случай открытых враждебных действий японцев действия авиации ТОФ по корейским портам и аэродромам.

Чтобы уяснить сложившуюся обстановку в районе озера Хасан, Блюхер, находившийся в Хабаровске, уполномочил ответственного представителя 1-й армии провести расследование на месте столкновения, когда был убит японский пограничник. Однако это распоряжение командующего фронтом вызвало резкий протест заместителя наркома внутренних дел Фриновского, не желавшего допустить каких-либо проверок действий пограничных войск, находившихся в ведении НКВД. Фриновского поддержал заместитель наркома обороны Мехлис, который в то время производил почти поголовную замену политсостава ДК фронта. Поддерживая связь с Центром по своим каналам, Фриновский и Мехлис получили из Москвы указание «разобраться с Блюхером» (40). С того момента они, действуя совместно через особые отделы частей ДК фронта, начали поиски и фабрикацию компрометирующих данных на Блюхера и регулярно докладывали их в Москву. Выводы представителей командования 1-й армии о факте нарушения границы советскими пограничниками, переданные Блюхером по прямому проводу Ворошилову, были опротестованы Мехлисом и Фриновским и квалифицированы как «политическая ошибка Блюхера, льющая воду на мельницу японцев» (41).

Тем временем большинство частей и соединений 39-го корпуса из-за продолжавшихся арестов оказались дезорганизованными и небоеспособными. Командиры, наспех поставленные взамен арестованных, не знали ни личного состава, ни своих новых обязанностей и поэтому не справлялись с управлением своими частями и подразделениями. Положение усугублялось значительной неукомплектованностью частей 39-го корпуса.

28 июля в 5.00 по московскому времени в Хабаровск поступила шифровка из Москвы. Адресована она была: Блюхеру, Мазепову, Мехлису, Фриновскому, Штерну.

«…Японцы идут на скандал и провокацию не из-за трёх-пяти метров территории, а добиваются того, чтобы мы оставили стратегически важную, принадлежащую нам высоту Заозёрная. Этого мы не сделаем ни при каких условиях. Об этом наше правительство через Литвинова заявило на весь мир, и мы нашу позицию будем защищать всеми средствами.

По поручению Политбюро в лице Сталина, Молотова Ворошилов» (42). В переводе на обычный язык это означало — ни шагу назад!

29 июля командование Корейской армии, воспользовавшись густым туманом в районе хасанских высот, отдало приказ 19-й пехотной дивизии, которая в 16.00 бросила роту пехоты на высоту Безымянная, где находился советский пограничный наряд в составе 11 человек. В результате ожесточённой схватки японцам, атаковавшим защитников высоты с двух направлений, удалось занять их позиции. Пять советских пограничников было убито, а шесть ранено. Но к исходу дня, после контратаки пограничников совместно с ротой поддержки из состава 40-й дивизии, японские нарушители границы были изгнаны за пределы советской территории. 30 июля японский армейский генштаб предоставил командованию Корейской армии право «применять силу в случае незаконного нарушения границы советскими войсками в районе высоты Чжангуфэн».