Это Николай произнес, когда они уже вышли на крыльцо. Злость на лице Дика мгновенно переросла в интерес.

– Ну и чиво, – спросил он, – ты хочешь, чтобы я отдал тебе Дашку?

– Даже не в этом дело, конечно, я надеюсь, что вы проявите благородство и сами мне ее уступите, но главное, чтобы вы меня не били. Не люблю, когда бьют: это очень больно, вот вы, наверно, не знаете, что это такое, вас же не били?

– Никогда – покудова я всех бью.

– Ну вот, значит, покудова тебя, – почему-то неожиданно перешел на ты Николай, – кто-нибудь не отлупит как следует, от всей души, а еще лучше до полусмерти, до тех пор ты не научишься сострадать, ну или хотя бы тогда станешь бояться делать людям гадости, потому что будешь уже знать, как будет больно, когда придется отвечать.

Такие нравоучения Дику не понравились, и он потребовал:

– Ну ты, философ, хватит трепаться, давай деньги-то.

– Да они не здесь, не со мной, я же не дурак и припрятал их в лесочке.

Пивная находилась на самом краю города, и через дорогу начинался уже лес. Наверно, Дик заподозрил, что его хотят обмануть и Даша может опять ускользнуть, и он задумался. В это время за ним на крыльцо вышел второй шестерка, и Дик спросил у него:

– Ну что там со Степкой?

– Да никак не отойдет, все лежит и корчится – во как стебанулся. Вообще-то странно: всего-то на лбу лишь царапина да небольшая шишка.

– Ну ничего, ничего, очухается. Слушай, я отойду на время, а вы посмотрите за Дашкой, как бы опять не смылась, – предупредил он друзей, а Николаю, сжав кулак, грозно сказал:

– Ну чо, пойдем, веди, да поскорее и не вздумай шутить.

Они перешли дорогу и углубились в лес. Место было безлюдное, глухое и всегда пользовалось дурной славой. Здесь часто происходили ограбления и даже убийства.

По пути Николай продолжил подготовку к предстоявшей кулачной воспитательной работе с бандитом.

– Какие могут быть шутки, уважаемый мистер Дик, неужели ты не понял, что я не человек, я ангел, посланный Богом оттуда, – он показал рукой и глазами на небо.

Ему стало доставлять удовольствие поиздеваться над подлецом перед предстоящей экзекуцией, и он продолжил:

– И Бог приказал мне объяснить таким, как ты, что сила не в кулаках, что надо жить честно, нельзя обижать слабых, особенно женщин.

Дик опять начал терять терпение и возмутился:

– Чего ты буровишь? Бог, наоборот, любит нас, сильных людей, и всегда покровительствует.

– То не Бог, а черт рогатый, ты ему не верь, а меня послал настоящий Бог. Правда всегда оказывается на Его стороне. Скоро ты в этом убедишься.

Как раз в это время из-за куста с земли поднялся мужчина в приличном костюме с галстуком, но сильно измятом и испачканном глиной. У него было разбито лицо и большой фингал под глазом. Увидев их, он бросился к Дику с криком: «Держите его, это жулик, он избил меня и отобрал деньги, а вот и улика», – заорал он еще громче, увидев в руке свой кошелек.

Дик нисколько не испугался, а, наоборот, спокойненько сказал:

– Уже очухался, петух позорный, придется тебя снова вырубить, – и подступил к нему навстречу.

Неожиданно быстро Николай возник между ними и медленно назидательным тоном произнес:

– Ну вот, видишь, Дик, мой настоящий Бог все видит, и сейчас придется за все отвечать и наконец ты узнаешь, что такое есть боль.

Дик опешил, отступил на шаг назад, замахнулся кулаком и прохрипел:

– Ну ты меня достал, моралист несчастный, быстро давай деньги, а то и тебя вырублю!

– Какие деньги? Глупенький мой, никаких денег нет и не было, я специально отвел тебя сюда, чтобы спокойно отлупить.

– Что?.. Ах ты сука! – заорал Дик и ударил кулаком…

Николай перехватил кулак и резко завернул руку, тот взревел от боли, ему пришлось перевернуться и упасть на колени. Одной рукой продолжая удерживать его в этом положении, другой начал бить по плечу, около шеи. Бил достаточно сильно и чувствительно, при этом то заламывал руку сильнее, так что она чуть не ломалась, то ослаблял. Дик корчился, хрипел и стонал.

Ограбленный мужчина, очевидно, уже несколько отрезвевший, с таким большим интересом наблюдал за расправой над своим обидчиком, что даже не пытался поднять выроненный Диком бумажник.

Николай заломил руку посильнее и с издевкой спросил:

– Ну как, больно?

– Да, да, больно, отпусти, – взмолился тот.

Николай чуть ослабил хватку и ультимативно предложил:

– Ты должен извиниться и отдать хозяину кошелек.

– Как же я отдам?.. Тогда отпусти меня, – простонал Дик.

Николай отпустил руку, он понимал, Дик, как и любой громила, еще до конца не осознал и не усвоил, что этот на первый взгляд хиляк и хлюпик оказался таким сильным, мало ли, просто удачно получилось завернуть руку. Поэтому Николай и не думал, что он уже сломлен и начнет извиняться.

И точно, тот встал, встряхнул уставшими от сопротивления и затекшими мускулами, поводил и помахал рукой – она побаливала слегка, но была цела, и вежливо, но зловеще проговорил:

– Кошелек вам и извиниться надо? Щас, только с кого начинать-то? – оглядывая их, распрямляя грудь и сжимая кулаки, вопросил он.

Тогда Николай немного выступил вперед и сказал:

– Ну, Дик, я вижу, ты ничего не понял и опять собираешься сделать кому-то больно. Значит, еще не узнал хорошо, что такое боль.

Дика уже до того возмутил этот моралист, что он даже не стал отвечать, а просто с кулаками бросился на него. Николай спокойно стоял, но как раз в момент, когда тот собрался нанести удар и размахнулся, сгруппировался, шагнул вперед и нанес резкий, короткий удар под дых.

Дик схватился за живот, упал и начал задыхаться, ему не хватало воздуха, он открыл рот и никак не мог вздохнуть. А Николай еще, присев на корточки, ребром ладони колотил по шее (по загривку), бил очень сильно, так, что у того искры сыпались из глаз. И одновременно монотонно, вежливым издевательским тоном, начал говорить:

– Уж извини меня, но я не виноват, что ты оказался таким тупым, и чтоб до тебя дошло, придется очень долго мучить и пытать всякими болевыми способами, а возможно, и психологическими, иногда они действуют даже лучше. Кстати о них, о психологических: помнится, ты обругал ограбленного мужчину «петух позорный», это, как я понимаю, означает опущенный… Да, так? – спросил уже несколько изменившимся, злым голосом Николай и, поскольку тот молчал (от удара под дых никак не мог раздышаться), с силой вдавил его лицом в грязь от небольшой лужицы и голосом окончательно рассвирепевшим вопросил: – Отвечай, тварь!

Ограбленный с неослабевающим интересом продолжал наблюдать за разворачивающимися действиями.